Он почитает, потом собирает сотрудников на планерку. Потом сидит до девяти вечера, пишет, в лаборатории занимается. Все как раньше. Для нас всех он… он как талисман. Как то время.
— Он шизофреник? — спросил Дан любезно.
— Он здравосмысленнее нас с вами. Просто он видит мир немного по-другому. Благодаря ему живут мой город и я. Возможно, благодаря ему удастся достичь своего и вам. Вы идите к нему на прием. Потом с нашими поговорите, которые в его группе. Не пожалеете.
Круз не пожалел. Чай был вкусный. Уже и забыл, когда пробовал настоящий зеленый чай, с крупными ровными ароматными листочками, искусно заваренный тоненькой девушкой в прозрачной белой блузке. Еще у девушки были юбка на узеньких бедрах, скромный маникюр и шпильки длиной с ладонь.
Чай пили молча. Григорий Яковлевич улыбался. Кушал кусочек шоколаду. Поправлял очки. Поставил аккуратно чашечку и, глянув в закрытую дверь, спросил:
— Вы нас не очень испугались?
— Нет, что вы, — ответили Круз с Даном в унисон.
— А я нас боюсь, — сообщил благодушно Григорий Яковлевич, блестя лысиной. — Я застрелиться хотел. Проще оказалось сойти с ума. Мы сейчас плавно сползли в родоплеменную бытность. А в ней безумцев почитают священными. Еще шоколаду? «Победа», московский. Срок хранения — вечность. На моей памяти вы — седьмые искатели чудо-лекарств. Наверное, последние уцелевшие. Я тоже из таких. Только я понял, что искать лучше сидя.
— И каковы же результаты ваших поисков, коллега? — осведомился Дан.
— Вакцина возможна, вне всякого сомнения. Только она: а) бесполезна, потому что опоздала; б) может спровоцировать эпидемию, которая бедное человечество вовсе добьет. Кстати, вы, наверное, и тесты с собой принесли. Хм, а какие, можно поинтересоваться?
— Можно, — ответил Дан и рассказал.
Григорий Яковлевич слушал, благодушно улыбаясь. Затем спросил. Дан ответил. Спросил снова. Дан задумался.
Круз допил чай, пожевал шоколад. Принялся рассматривать полки. Старики, раскрасневшись, втолковывали друг другу. Дан выхватил листок бумаги, принялся чертить, брызжа слюной. Круз смотрел. Потом задремал.
— …А вы как считаете? — спросил грозный голос.
— Я? А? — всполошился Круз.
— Ну зачем за пистолет? — укорил Григорий Яковлевич. — Оно сразу видно.
Но не уточнил, что именно видно.
— Андрей, мы поедем в Москву, — сказал Дан убежденно. — Там коллекция. Коллега говорит, что там работают. И держат связь.
— Да, да, — подтвердил Григорий Яковлевич, — коротковолновики, да.
— Вы серьезно?
— Да! — объявил Дан.
— Как скажешь, — сказал Круз тоскливо.
— Андрей Петрович, у меня к вам маленькая просьба. Не сочтите за труд, пожалуйста. Вам ничего не стоит, а нам будет очень, очень полезно. Не могли бы вы осеменить мою Леночку? Девушку, которая приносила чай? У нее плодородное время, и как раз вы вовремя…
Вечером Круз сидел под зонтиком на круглой площади с каменным штырем посередине. Штырь был четырехгранный, шершавый и надгробный. Под ним тоже были каменные лица, как на кургане. Костей не валялось. Но зато чадил мерный мазутный огонь.
Круз пил чай. Чай наливала Леночка, причесанная и застегнутая. Но пахнущая Крузом и совокупительным женским потом. Это было приятно. Неприятно было, что рядом пили жижу из банок двое сотрудников Григория Яковлевича. Серолицые, в сером тряпье, пахнущие тракторными внутренностями. И с автоматами. Все молодые в этом городе были как выкрученные, выжатые, вывалянные в пыли. |