После всех кровавых приключений, случившихся со мной в последние дни, хотелось тишины, покоя и нормальных человеческих радостей.

    Воскресный день портной патриархально проводил в кругу семьи. Ходить в простонародный кабак ему было не по статусу, рестораций и трактиров для среднего класса в городе тогда еще не было; оставалось два выхода - пить одному или со своей ровней - владельцами лавок или такими же, как и он, предпринимателями.

    Хотя официально я его ровней не был, но и барином себя до конца не ощущал. Так что пока моя Аля и его дочь Дуня готовились к посещению «вечерни», мы с портным мирно сидели за столом, пили настоянную на травах и ягодах водку и болтали о самых обыденных вещах: судьбе России, войне с турками и французами, подлости и жадности чиновников, курсе ассигнаций относительно серебряных рублей и правильном, честном реформировании государственного управления.

    Все это время Аля, тайно от меня, готовилась к выходу в свет. Она нарядилась в экстравагантное платье княгини с глубоким декольте, набросила на плечи крестьянский цветастый платок, вплела в косы яркие ленты и вознамерилась поразить своей красотой город Троицк.

    Пускать девушку в таком виде на посмешище мне не хотелось, пришлось долго объяснять несоответствие ее наряда. Убедить ее одеться в скромное платье мне удалось, но удовольствие от культпохода в церковь у нее пропало.

    Наконец Котомкины со всеми чадами и домочадцами ушли к богослужению, а я остался дома. Теперь, утратив последнее свое прикрытие, парчовый халат, я стал «невыходным».

    Второй раз надевать вчерашний казакин я категорически не хотел, чувствовал себя в нем как огородное пугало. Мое новое платье должно было быть готово только на следующий день, и пока мне пришлось искать развлечений в портновском подворье.

    Я взял саблю и опять пошел навестить еще одного добровольного узника, Ивана.

    Когда-то, поступив в мединститут, я, чтобы избежать нудной общефизической подготовки, решил заняться каким-нибудь необременительным видом спорта, что давало право на зачет по физо.

    Пока я собирался и примеривался, свободные места остались только в секции фехтования. Тренер, очень милая молодая женщина по имени Татьяна Евгеньевна, мне приглянулась, и это решило мою спортивную судьбу.

    Фехтование оказалось занятным видом спорта, и я даже им увлекся. За два года мне почти удалось выполнить норматив первого спортивного разряда, и останься я в институте, кто знает, каких бы успехов добился бы к шестому курсу.

    Теперь, попав в эпоху холодного оружия, я решил, что стоит восстановить порядком утраченные навыки фехтования. Тем более, как я уже говорил, попавшаяся мне сабля была почти в два раза тяжелее и на пять сантиметров короче спортивной.

    В сенном сарае было тихо и пусто. Иван спал, закопавшись в сено, на самой верхотуре. Я не стал его будить и занялся отработкой приемов нападения и защиты, приспосабливаясь к габаритам оружия.

    Я старался все делать по возможности тихо, но все-таки разбудил солдата.

    Он съехал с сенной кучи вниз и приветливо со мной поздоровался. Сегодня он улыбался детской обезоруживающей улыбкой, его лицо утратило жесткое выражение и, несмотря на многодневную рыжую щетину, не выглядело разбойничьим.

    -  Ну, как тебе здесь? - спросил я.

    -  Пока хорошо. Кормежка справная.

    -  Не боишься?

    -  Как не бояться, боюсь.