Изменить размер шрифта - +
Потрапезничаешь с нами?
 Шэнноу преклонил колено перед мальчиком.
 — Могу я войти? — спросил он.
 — А я могу тебе помешать? — с горечью отозвался мальчик.
 — Скажи только одно слово.
 — Правда?
 — У меня много недостатков, но я не лжец.
 — Тогда можешь войти, — сказал мальчик, и Шэнноу направился к крыльцу, а мальчик поплелся за ним. Он поднялся по ступенькам и вошел в прохладную комнату, просторную, приятных пропорций. На белом каменном основании стояла печка с чугунной духовкой, а в центре комнаты красовался стол, покрытый искусной резьбой. В деревянном буфете у стены хранились глиняные тарелки и кружки.
 — Стол сделал мой отец, — сообщил мальчик. — Он искусный плотник, лучший в Ривердейле, и работы у него хоть отбавляй. Кресло тоже он сделал и шкуры сам выдубил.
 Шэнноу притворился будто любуется глубоким кожаным креслом возле печки, но его глаза следили за движениями тоненькой блондинки, хлопотавшей у духовки.
 — Благодарю вас за то, что вы впустили меня под свой кров, — сказал Шэнноу с некоторой торжественностью.
 Женщина улыбнулась в первый раз и вытерла ладонь о холщовый передник.
 — Я Донна Тейбард, — сказала она, протягивая ему руку.
 Он взял ее и прикоснулся губами к пальцам.
 — А я Йон Шэнноу, госпожа. Странник в чужом краю.
 — Ну так добро пожаловать, Йон Шэнноу! К грудинке у нас найдется немного картошки и мяты. Ужин будет готов через час.
 Шэнноу подошел к двери, в которую были вделаны колышки, расстегнул пояс с кобурами и повесил рядом со своей курткой. Обернувшись, он вновь увидел страх в ее глазах.
 — Не тревожьтесь, фрей Тейбард. Странник должен защищать себя. Но я сказал правду, и мое слово тверже железа, хотя, конечно, люди бывают разные.
 — В Ривердейле, мистер Шэнноу, пистолеты — редкость. Это была… мирная земля. Если хотите помыться перед едой, так колодец с насосом позади дома.
 — У вас есть топор, госпожа?
 — Да. В сарае.
 — Ну так я отработаю свой ужин. С вашего позволения…
 Он вышел в сгущающиеся сумерки, расседлал мерина и запер его в загоне с тремя лошадьми, затем отнес седло и сумки на крыльцо, взял топор и почти час колол дрова, после чего разделся до пояса и вымылся под насосом. Когда Донна Тейбард позвала его в дом, уже взошла луна. Мать и сын сидели у конца стола. Тарелка для него стояла у другого конца, напротив печки. Он перенес ее так, чтобы сесть лицом к двери.
 — Могу я сказать слово благодарности, фрей Тейбард? — спросил Шэнноу, когда она начала накладывать еду на его тарелку. Она кивнула. — Господь Воинств, прими нашу благодарность за этот ужин. Благослови дом сей и тех, кто проводит в нем свои дни. Аминь.
 — Вы придерживаетесь старого обычая, мистер Шэнноу? — спросила Донна, протягивая ему солонку.
 — Старого? Для меня он новый, фрей Тейбард. Хотя правда, он старше всего, что сохраняется в памяти человеческой и остается непостижимой тайной в нашем мире разбитых упований.
 — Пожалуйста, не называйте меня фрей! Я сразу чувствую себя дряхлой старухой. Вы можете называть меня Донной. А это мой сын Эрик.
 Шэнноу кивнул Эрику и улыбнулся, но мальчик отвел глаза, продолжая жевать. Бородатый незнакомец внушал ему страх, хотя он старался этого не показывать. Его глаза скосились на оружие, висящее на двери.
 — Это ручные ружья? — спросил он.
 — Да. Они у меня уже семнадцать лет, но сделаны гораздо раньше.
 — Вы сами изготовляете порох?
 — Да. И у меня есть формы для отливки пуль и несколько сотен медных пистонов.
Быстрый переход