|
Когда он проснулся, старик все так же сидел возле него. Одет он был в куртку из овчины без всяких украшений и штаны из кожи, мягкой, точно ткань. Совершенно лысая макушка, но волосы ниже были густыми, волнистыми и почти достигали плеч. Лицо, решил Шэнноу, доброе, а зубы на редкость белые и ровные. — Кто вы? — спросил Шэнноу. — Я уже давно не пользуюсь своим именем, а здесь меня зовут Каритас. — Я Шэнноу. Что со мной? — Полагаю, у вас треснул череп, мистер Шэнноу. Вам было очень плохо. Мы все боялись за вас. — Все? — Вас сюда привез юный Села. Вы спасли ему жизнь в восточном лесу. — А второй мальчик? — Он не вернулся, мистер Шэнноу. Боюсь, его снова схватили. — Мои пистолеты и седельные сумки? — В целости и сохранности. Интересные пистолеты, если мне позволено так сказать. Копии кольта тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года. Оригинал был превосходным оружием по меркам капсюльных пистолетов. — Это лучшие пистолеты в мире, мистер Каритас. — Просто Каритас, и да, полагаю, вы правы — ведь пока еще никто не открыл Смит и Вессон сорок четвертого калибра в русском варианте, и уж тем более люгер тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Сам я всегда высоко ставил браунинг. Как вы себя чувствуете? — Не очень, — признался Шэнноу. — Вы чуть не умерли, друг мой. Лихорадка была очень сильной, не говоря уж о тяжелом сотрясении мозга. Не понимаю, как вам после такого удара удалось сохранить сознание, хотя бы на короткий срок. — Я не помню, как меня ударили. — Вполне естественно. За вашей лошадью ухаживают со всем старанием. Наши мальчики впервые увидели лошадь, и тем не менее Села привез вас сюда, проскакав всю дорогу, словно кентавр. Невольно начинаешь верить в генетическую память. — Вы говорите загадками. — Верно. И утомляю вас. Отдыхайте, поговорим утром. Шэнноу уплыл во тьму, а проснувшись, увидел возле своей постели молодую женщину. Она накормила его бульоном и обтерла тряпками, смоченными в прохладной воде. Когда она ушла, вошел Каритас. — Вижу, вам стало лучше, у вас хороший цвет лица, мистер Шэнноу. — Старик позвал, и в Землянку Лихорадок спустились двое мужчин помоложе. — Отнесите‑ка мистера Шэнноу на солнечный свет. Он будет ему полезен. Они подхватили нагого Шэнноу на руки, вынесли из землянки и уложили на одеяла под лиственным навесом. Несколько игравших поблизости детей уставились на незнакомца широко раскрытыми глазами. Шэнноу поглядел вокруг: более тридцати хижин, слева по голубым и розовым камешкам весело журчал ручей. — Красиво, верно? — спросил Каритас. — Люблю это место. Истинный рай, если бы не канны. — Канны? — Каннибалы, мистер Шэнноу. — Да‑да, помню. — В сущности, очень печально. Такими их сделали Прежние, загрязнив сушу и море. Канны были обречены на вымирание. Они явились сюда двести лет назад, когда начались моровые поветрия. Меня тогда здесь еще не было, не то я посоветовал бы им держаться отсюда подальше. Тогда камни по ночам светились, и ничто живое не могло выжить. У нас до сих пор высок процент раковых заболеваний, однако основному воздействию, видимо, подвергаются мозг и железы внутренней секреции. Некоторые регрессируют. У других развиваются редкие экстрасенсорные способности. А некоторые из нас просто словно бы живут вечно. Шэнноу решил, что старик — сумасшедший, и закрыл глаза. Боль в висках усилилась. — Мой милый, — сказал Каритас, — извините меня. Элла, принеси коку. К ним подошла молодая женщина с деревянной чашкой, в которой колыхалась темная жидкость. |
