|
— А вы кого‑нибудь убили из них? — Эрик! — прикрикнула на него мать. — Таких вопросов гостю не задают и уж тем более за столом. Ужин все трое доели в молчании. Потом Шэнноу помог Донне убрать со стола. Посуду они вымыли под вторым насосом внутри дома. В тесном чулане Донна чувствовала себя неловко и уронила тарелку, которая разлетелась на десятки черепков от удара о деревянный пол. — Прошу вас, не бойтесь, — сказал Шэнноу, на коленях подбирая черепки. — Я доверяю вам, мистер Шэнноу, но мне уже случалось ошибаться. — Я устроюсь на ночь снаружи, а утром меня уже здесь не будет. Благодарю вас за ужин. — Нет‑нет, — сказала она слишком уж поспешно. — То есть… можете спать в кресле. Мы с Эриком спим в задней комнате. — А мистер Тейбард? — Вот уже десять дней, как уехал. Надеюсь, он скоро вернется. Боюсь, не случилось ли с ним чего‑нибудь. — Если хотите, я могу поискать его. Он мог, например, упасть с лошади. — Он уехал в повозке. Останьтесь, мистер Шэнноу. Поговорите со мной. К нам очень давно никто не заглядывал. Расскажите новости о… Откуда вы едете? — С юго‑запада через прерии. А до этого я плавал в море — вел торговлю с Ледовыми селениями за пределами Вулканического кольца. — Говорят, это — край мира. — По‑моему, там начинается Ад. На тысячу миль по горизонту пылают огни. Донна осторожно протиснулась мимо него в большую комнату. Эрик зевал во весь рот, и мать отправила его спать. Он заспорил, как все подростки, но в конце концов послушался. Однако дверь в спальню оставил открытой. Шэнноу опустился в кресло, вытянув длинные ноги к печке. У него щипало глаза от усталости. — Почему вы странствуете, мистер Шэнноу? — спросила Донна, опустившись напротив него на коврик из козьей шкуры. — Ищу свое чаяние. Город на горе. — Я слышала, что дальше к югу есть города. — Поселки, хотя некоторые и большие. Однако мой город существовал куда дольше. Он был построен, разрушен и вновь построен тысячи лет назад. Называется он Иерусалим, и к нему ведет дорога — черная дорога со сверкающими алмазами посередине, которые сияют и ночью. — Библейский город? — Он самый. — В этих краях его нет, мистер Шэнноу. Зачем вы его ищете? — Мне очень много раз задавали этот вопрос, — улыбнулся Шэнноу, — но у меня нет на него ответа. Необоримое стремление, безумие, если хотите. Когда Земля опрокинулась, и океаны хлынули на сушу, возник хаос. Наша история потеряна для нас, и мы не знаем, откуда мы пришли и куда идем. В Иерусалиме меня ждут ответы, и там моя душа успокоится. — Странствовать очень опасно, мистер Шэнноу. И особенно в диких землях за Ривердейлом. — Эти земли вовсе не дикие, госпожа. Во всяком случае, если их знать. Дики люди, и они превращают в дикие земли любой край, где обитают. Но я человек известный, и меня редко тревожат. — Вы известны как зачинатель войн? — Я известен как человек, с которым зачинателям войн лучше не встречаться. — Вы играете словами. — Нет, я человек, который любит мир и ищет мира. — Мой муж был миролюбивым человеком. — Был? Донна открыла дверцу печки и подбросила поленьев. Некоторое время она смотрела на пламя, и Шэнноу не решался прервать молчание. Наконец, она посмотрела на него. — Моего мужа нет больше. Его убили. — Разбойники? — Нет, комитетчики. |
