|
Какой-то необъяснимый импульс заставил её поднять трубку. В ту минуту телефон вдруг показался ей спасительной нитью… Спасительной от чего? Этого Наташа не смогла бы объяснить…
Она быстро набрала хорошо знакомый ей номер.
— Алло? — донёсся с другого конца города сонный голос Кирсанова.
— Лёша, это ты? Ты спишь?
Видимо, он взглянул на часы.
— Ты знаешь который час? — раздался сонный голос.
— Прости, прости меня… Я не хотела помешать, не хотела разбудить, но я видела такой ужасный сон…
— Ты позвонила сказать мне, что тебе приснился кошмар? — он недовольно издал какое-то «кхм». — Очень мило с твоей стороны, — помолчав, Кирсанов смягчился, вероятно, окончательно проснувшись. — Ну, рассказывай.
— Страшный сон. Я запомнила его во всех, всех деталях… Меня убили, задушили… Мужчина, рыцарь… И знаешь, что самое ужасное?
— Что?
— Это был ты! Да, да… Это был ты… Совсем другое лицо, чужой голос, но я знаю, что это был ты!
— Кто был я?
— Рыцарь, сэр Вальвин… Ну, разве тебе не знакомо такое: видишь одно лицо, а у себя внутри твёрдо знаешь, что это другой человек?
— Ещё как знакомо!
— Вот и я про то же говорю. Я видела тебя, ты был рыцарь, ты меня задушил. Это было так страшно, так реально…
— Рыцарь? — Алексей замолчал, в трубке наступила тишина. Затем он повторил: — Рыцарь, Англия, дремучее средневековье… Что-то с нами происходит серьёзное. Все вдруг стали видеть прошлое.
— Ты про что, Лёша?
— Про нас с тобой.
— Я не понимаю, милый, не понимаю… И мне так неуютно, так плохо, мне нужно срочно увидеться с тобой… Меня сейчас будто током ударило… Это трудно объяснить, я не умею… Ты прости меня за ту сцену… Я на тебя на самом деле-то и не злюсь вовсе. И ты не злись…
— Ты о чём? Я совсем ничего не понимаю. На что не злиться?
— Ну, что я тогда ключи швырнула, дверью хлопнула…
— Дурочка ты моя, — вздохнул он в трубку и замолчал.
Наташа ждала. Он продолжал молчать.
— Алло, Лёша, ты там?
— Да, — улыбнулся он и опять глубоко вздохнул. — Это хорошо, что ты позвонила. У меня как камень с души… Вообще-то это я должен извиняться… Никогда не бил женщин, а тебя, лучшую и самую милую, ударил… По лицу… Говоришь, рыцарь?.. Наташ, ты меня простишь?
— Я тебе всё прощу! — почти закричала она. — Я тебя наперёд прощаю, чтобы ты ни натворил!
— Наташ, а ты про ребёнка не пошутила? — донёсся до неё смущённый голос Кирсанова. — Мне Николай Яковлевич сказал, что ты и вправду…
— Нет, не пошутила. Подожди, а папа-то откуда знает? Я ничего не говорила ему.
— Стало быть, ты сейчас, — Кирсанов не заметил её вопроса, — носишь в животике?
— Да.
— Ты уже почти мама…
Алексей задумался о чём-то, затем спросил:
— Наташ, ты спать хочешь?
— Нет, теперь уж не лягу. Буду рассвета дожидаться.
— Знаешь, давай я к тебе приеду. Пожалуй, так будет лучше…
Он повесил трубку.
Наташа радостно вспрыгнула и, шлёпая босыми ногами, помчалась на кухню, чтобы поставить чайник. В коридоре она увидела, что дверь в кабинете Николая Яковлевича виднелся свет ночной лампы. |