Впрочем, патронов в нем все равно не было.

Второй этаж «Медвежьего угла» отличался от первого разве что отсутствием лишней мишуры: чуть меньше чучел, голов и шкур на стенах, но тоже дорого и богато. Ковры на полу, отделка деревом темного оттенка, бархат тяжелых и плотных штор… кое-где поблескивало даже золото. Обстановка мало напоминала воровской притон или даже штаб-квартиру криминального воротилы, и все же я сразу сообразил, что здесь лучше вести себя прилично. Вряд ли старший Кудеяров пускал в святая святых кого попало, и это в некотором роде…

Обязывало.

— Фома Ильич! — громогласно позвал швейцар, распахивая тяжелую дверь. — Фома Ильич, к вам тут гимназист пожаловал.

— Ну, пусть проходит, раз пожаловал, — раздалось в ответ. — А ты, Василий, ступай. Работай.

В комнате оказалось так темно, что я даже не сразу смог понять ни какого она размера, ни сколько людей собрались внутри. Окна были плотно зашторены, а несколько тусклых ламп на стенах освещали только стол, затянутый сверху сукном. Слишком большой для кабинета — скорее он годился для игры в карты. Впрочем, у публики в помещении явно имелись дела поважнее: ни еды, ни даже напитков я разглядел. Значит, собрались обсудить что-то важное — и, судя по количеству пепла и папиросных окурков в здоровенной бронзовой пепельнице — беседа вышла не из легких.

Несколько человек на диванах и креслах вдоль стены наверняка были не более, чем статистами — то ли советниками, то ли подручными. А может, и вовсе самой обычной охраной, которую привел с собой один из тех, кто собрался за столом. Когда глаза чуть привыкли к наполненному табачным дымом полумраку, я разглядел самого Кудеярова, невысокого и полного господина с черной бородкой и золотым пенсне на носу.

И третьего — самого колоритного из всех. Настолько огромного, что по сравнению с ним все остальные в комнате казались чуть ли не худосочными карликами. Роста в нем было, наверное, метра два, не меньше, и если Кудеяров напоминал крупного бурого медведя, то этот вполне тянул на целого североамериканского гризли. Копна наполовину поседевших волос и почти белая борода только усиливали впечатление, и даже одежда ненавязчиво намекала на происхождение. Охотничья куртка не только смотрелась в этом зале чужеродным элементом, но и словно добавляла великану еще суровой таежной стати. Кудеяров-старший и мужики в коридоре приехали из Сибири — но этот, похоже, и вовсе привез ее с собой.

Сходство с хозяином не заметил бы разве что слепой. Не отец, конечно же — старше от силы лет на десять-пятнадцать. Скорее дядька… или брат, который явно прибыл в столицу совсем недавно. Если уж пока не успел ни обзавестись приличной городской одеждой, ни даже сходить к цирюльнику и постричься — серая грива разве что не лезла великану в глаза. Да и вообще цивилизация будто нарочно обходила его стороной.

А вот местная фауна, похоже, уже успела познакомиться… скажем так, поближе: из-под рукава куртки торчала повязка. Рана едва ли причиняла Кудеяровскому родственнику серьезные неудобства, и все-таки выглядела свежей: сквозь светлую ткань то ли платка, то ли оторванного куска чьей-то рубахи просочилась кровь, оставив небольшое круглое пятно.

Такой человек вряд ли стал бы совать пальцы в рот собаке или лезть рукой в мясорубку — а значит, тут постарался человек. Ударил чем-то тяжелым, полоснул финкой… или бутылочным горлышком.

— Все ж таки пришел, — негромко усмехнулся Кудеяров. — Значит — живой.

— Стрельба была на Васильевском, часа два назад. — Чернявый господин в пенсне повернулся в мою сторону. — Говорят, гимназиста совсем убили.

— Ну… слухи о моей смерти сильно преувеличены.