Свор задумчиво побарабанил пальцами по пропитанной многолетней пылью кожаной обложке книги, которую Престимион держал в руках.

– Тогда, возможно, некоторые темные эпизоды нашей истории каким‑то образом выпали из поля зрения историков и потому не вошли в эти толстые тома.

– И вы считаете, Свор, что это произошло случайно?

– Случайно или намеренно. Я не могу сказать по этому поводу ничего определенного. – Но по плутоватому огоньку, загоревшемуся в темных глазах Свора, было ясно, что он намекает на преднамеренное сокрытие правды. Престимион не стал развивать эту тему. Свор очень часто видел повсюду заговоры и мошенничество, причем, как правило, без всякого основания, а просто потому, что его собственные размышления вечно двигались по окольным путям. Однако сам Престимион считал маловероятным, что незаконный захват короны короналя случился впервые за все эти многие тысячи лет.

Конечно, существовал Дом Записей, где хранились капсулы памяти, в которых были навечно запечатлены самые сокровенные воспоминания обитателей Маджипура со времен лорда Стиамота. Никем не редактированные сведения из этих капсул могли бы дать куда более верное представление о событиях древности, чем эти массивные, но ненадежные своды исторических знаний. Но Регистр памяти душ был строго‑настрого закрыт от посторонних, да и в любом случае капсул было бесчисленное количество, многие и многие миллиарды, так что тот, кто не знает наверняка, где и что он ищет, вряд ли сможет найти среди них что‑нибудь полезное. Ведь в Доме Записей не существовало никакого общего каталога, а если бы он и был, то вряд ли в него стали бы включать рубрику «Королевский трон, узурпация». А при случайном поиске в архиве, хронологическая глубина которого превышала семь тысяч лет, потребовалось бы не меньшее время, чтобы найти что‑то полезное.

Престимион решил выбросить эту проблему из головы. В конце концов, наличие прецедента мало что значило. Как с сожалением, но твердо сказал понтифекс Конфалюм, дело сделано. Власть теперь принадлежит Корсибару. Престимион не видел пока никакой перспективы и в ожидании своего часа предался удовольствиям времяпрепровождения в своем доме в кругу родных и друзей.

Верховный канцлер герцог Олджеббин получил приглашение Престимиона посетить Малдемар, находясь в обществе еще одного из пэров королевства Сирифорна Самивольского. Они прогуливались вдвоем по террасе канцелярии Олджеббина, находившейся возле двора Пинитора, почти в самом сердце Замка, возле Башни Стиамота, которая являлась старейшим из всех строений на вершине Горы. Олджеббин и Сирифорн, а также Великий адмирал Гонивол и еще кое‑кто из важнейших представителей администрации Конфалюма намеревались позавтракать в обществе с несколькими людьми из ближайшего окружения Корсибара: Фаркванором, Фархольтом, Мандрикарном Стиским и еще двумя‑тремя кандидатами в новое правительство.

Молодой оруженосец из свиты Олджеббина беззвучно подошел к герцогу и протянул ему конверт из серого пергамента, запечатанный ярко‑фиолетовым воском. Герцог Олджеббин без единого слова взял его и засунул куда‑то в складки одежды.

– Любовное письмо от Престимиона? – спросил Сирифорн.

Олджеббин поднял на него кислый взгляд.

– Если бы я умел читать сквозь запечатанные конверты, то сказал бы вам. Но я не владею этим искусством. А вы?

– Этот конверт очень похож на то письмо, которое я сам получил от Престимиона не более чем час назад. Давайте‑ка, Олджеббин. Распечатайте его. Я отвернусь, если так вам будет спокойнее.

Такого рода холодные шутки были обычным стилем их общения. Они были дружны уже много лет, но не упускали случая продемонстрировать друг другу свои острые зубы. Обоим, и герцогу Олджеббину и принцу Сирифорну, было за пятьдесят, а знакомы они были, как могло показаться, с самого рождения, если не раньше. Оба в чрезвычайно юном возрасте заняли важное положение в Королевском совете.