– Новое царствование только началось. Разве вы не считаете, что наша присяга лорду Корсибару обязывает нас в эти дни постоянно находиться в Замке, чтобы начинающий правитель мог воспользоваться нашей мудростью?

Сирифорн ехидно улыбнулся.

– То есть вы боитесь, что поездка в Малдемар вызовет его неудовольствие?

– Я не боюсь ничего в этом мире, Сирифорн, и вы хорошо это знаете. Но я не стал бы походя оскорблять короналя.

– Значит, ответ на мой вопрос – все‑таки «да». Олджеббин растянул губы в быстрой, прохладной, совершенно неискренней улыбке.

– Пока мы не знаем, как лорд Корсибар на самом деле относится к Престимиону – сказал он, – согласие принять это приглашение может быть расценено короналем как провокация с нашей стороны.

– Корсибар предложил Престимиону пост в правительстве еще в то время, когда мы все находились в Лабиринте.

– И оно, насколько мне известно, не было принято. В любом случае, это предложение было всего лишь простой данью вежливости. Вы сами это знаете, я это знаю, и, очевидно, Престимион тоже это понимает. И поэтому я повторяю: нам следует выяснить истинное отношение Корсибара к Престимиону.

– Мы оба можем смело высказать предположение на этот счет и, думаю, без риска сильно ошибиться. Но он никогда не решится проявить свое отношение на деле. Он будет стараться нейтрализовать Престимиона, но не посмеет причинить ему реальный вред. И кстати, я не слышал, что Престимион отклонил предложение Корсибара.

– Во всяком случае, он не принял его.

– Пока что не принял. Вам не кажется, что он хочет кое‑что рассчитать, прикинуть, так сказать, рукава к жилетке? С какой еще стати он стал бы приглашать нас в Малдемар?

Олджеббин взял Сирифорна под руку и отвел к самому краю террасы.

– Ответьте мне на такой вопрос, – полушепотом заговорил он. – Что вы станете делать, если выяснится, что Престимион втайне готовит восстание против лорда Корсибара и желает выяснить, может ли он надеяться на нашу поддержку?

– Надеюсь, что он пока еще не зашел настолько далеко.

– Ведь уже была свалка у ворот, когда стражники отказались впустить Престимиона. И разве вы станете возражать, что могут быть и другие столкновения? А затем, возможно, и кое‑что посерьезнее. Вам не приходит в голову, что он в конечном счете намеревается восстать против Корсибара?

– Я думаю, что он пока что все еще переваривает поступок Корсибара.

Равно, как и я, Олджеббин, как и я. И, полагаю, как и вы.

– Да, Сирифорн, я понимаю разницу между белым и черным. И согласен, что присвоение короны было поспешным и крайне неприличным.

– Не только неприличным, но прежде всего незаконным.

Олджеббин покачал головой.

– Я не стал бы высказываться столь решительно. Не существует никакого формального закона о престолонаследии. Что является, как все мы теперь понимаем, большим упущением в нашей конституции. Но то, что он сделал, неприлично. И не имеет оправдания. Это вопиющее нарушение традиции.

– Ну что ж, Олджеббин, по крайней мере, в глубине вашей души уцелел еще небольшой клочок честности.

– Вы очень добры, изволив заметить это. Но вы уклоняетесь от ответа на мой вопрос. Согласится ли Престимион смириться со сложившейся ситуацией, а если не согласится, то на чьей стороне вы окажетесь?

– Я считаю, так же как и вы, что узурпация трона была чудовищным, презренным поступком, и вызывает у меня глубочайшее отвращение, – с несвойственным ему жаром произнес Сирифорн. Но он тут же скрыл свой пыл за кривой усмешкой: – Конечно, это чудовище очень популярно. Народу нравился Престимион, но он сразу же принял и Корсибара. К тому же людям недостает нашего знания прецедентов и традиции.