|
В этом – вино тридцатого года Пранкипина – Конфалюма. Знатоки тоже высоко оценивают его, в особенности за необычайно насыщенный цвет и тонкий аромат, но оно все еще довольно молодое и должно дозреть, прежде чем проявит все свои качества. А в этом бочонке… – Он указал на архаичный с виду, сужавшийся с обоих концов под необычно острыми углами бочонок, в клепки которого глубоко въелась пыль. – В этом бочонке остатки самого старого вина, которое только есть в наших погребах. Если только я правильно разобрал надпись на этой выцветшей наклейке, оно поставлено в одиннадцатый год Аминтилира – Келимифона, то есть двести с лишним лет тому назад. Возможно, оно стало за эти годы немного водянистым, но я принес его, адмирал Гонивол, чтобы вы смогли попробовать вино, которое было выжато еще в то время, когда понтифексом был ваш великий предок.
Он оглядел зал, встретившись пристальным взглядом с глазами каждого из гостей и одарив всех по очереди теплой улыбкой; сначала Гонивола, который прибыл первым вскоре после полудня, а затем Олджеббина и Сирифорна, приехавших в одном парящем экипаже часом позже. – И наконец, – продолжал Престимион, – у нас тут есть первый бочонок с вином урожая этого года. Оно, конечно, пока еще всего лишь сырье, а не то, что принято называть вином. Но я знаю, что люди, которые хорошо понимают толк в вине, попробовав эту кислятину, смогут понять, каким это вино обещает стать через несколько лет. А я могу признаться вам, что хранитель моих погребов, замечательный знаток своего дела, считает, что, когда вино сорок третьего года Пранкипина – Конфалюма полностью созреет, оно станет лучшим из всех вин, которые когда‑либо были здесь изготовлены. Господа, позвольте мне предложить вам отведать сначала этого молодого вина и двигаться во времени вспять, пока мы не дойдем до самого древнего. Они сидели в дегустационном зале замка Малдемар, темном, похожем на естественную пещеру подземном хранилище, вырубленном в зеленом базальте, где на убегавших во мрак стеллажах лежали бесчисленные бутылки, покрытые толстым слоем пыли. Помещение тянулось на изрядное расстояние в направлении Горного замка, а по обеим сторонам этой подземной галереи располагались ряды бочек и стеллажей с бутылками, содержавшими наилучшие вина Малдемара. Эти погреба являли собой сокровищницу, содержимое которой стоило многие и многие миллионы реалов. Вместе с Престимионом были неразлучные Септах Мелайн, Гиялорис, и Свор, а также старший из его братьев Тарадат. Все трое гостей прибыли без сопровождения. Был приглашен также и четвертый, прокуратор Дантирия Самбайл, но он прислал письмо, в котором говорилось, что неотложные дела не позволяют ему сейчас покинуть Замок и потому он приедет через день‑другой. – Абелет Глайн, не будете ли вы так любезны поухаживать за нами? – сказал Престимион. Абелет Глайн уже более пятидесяти лет заведовал винными погребами в замке Малдемар. Это был неправдоподобно тощий, похожий на скелет человек с выцветшими почти добела некогда голубыми глазами и беспорядочно торчащими в разные стороны лохмами седых волос. О нем говорили, что он выпил лучшего в мире вина больше, чем кто бы то ни было из людей, когда‑либо живших на свете. Перед тем как наклониться, чтобы вынуть затычку из первого бочонка, он прикоснулся к рохилье, приколотой у него на груди, сложил вместе указательный и большой пальцы левой руки – жест, призванный отогнать злых духов – и чуть слышно пробормотал какое‑то короткое заклинание. Престимион не подал и виду, что его раздражает это суеверие. Он глубоко любил старого винодела и во всем потакал ему. Затем старик разлил вино по особым бокалам, поднес его всем сидевшим за столом и сам первым пригубил свой бокал. Все присутствовавшие последовали его примеру; так же, как и старый винодел, прополоскали рот вином и сплюнули его в стоявшие на столе тазики. Гостям были хорошо известны приемы дегустации вин. |
