– Там сейчас очень много дел, – выговорил наконец Олджеббин, когда в молчании уже начало ощущаться напряжение.

– Неужели?

– При смене власти всегда проводится большая уборка, – сказал герцог.

Против обыкновения, он сейчас чувствовал себя неловко, оказавшись в центре внимания. – Вы только представьте себе; чиновники мечутся как угорелые, защищая свои должности, если чувствуют опасность лишиться их, или же дерутся за высшую ступень. Словом, жизнь в Замке бурлит и клокочет.

– И к какой категории вы относите себя, господин мой Олджеббин? – спросил Свор, прикоснувшись губами к своему бренди.

Олджеббин заметно напрягся.

– Должен заметить, что Верховный канцлер – это все же больше, чем просто чиновник, что бы вы ни думали на этот счет, любезный Свор. Но если серьезно, новый корональ повторно утвердил меня в этой должности.

– Прекрасно! За это обязательно следует выпить! – воскликнул Септах Мелайн и, вскочив на ноги, высоко поднял руку с бокалом, – За Верховного канцлера Олджеббина, ныне и присно!

– За Олджеббина! – дружно подхватили присутствующие, размахивая руками. – За Олджеббина! За Верховного канцлера! – и все разом осушили бокалы, чтобы не дать себе возможности задуматься над тем, что этот тост являлся, в общем‑то, лишь ничем не обоснованным пожеланием.

– А что корональ? – спросил Престимион, когда все умолкли. – Надеюсь, он без труда справляется со своими новыми обязанностями?

И снова ответом ему послужило напряженное молчание. Гости опять принялись рассматривать свои бокалы, словно это были магические хрустальные шары.

– Он мало‑помалу вникает в дела, – с какой‑то развязностью заговорил наконец Сирифорн, побуждаемый яростными взглядами Олджеббина. – Ведь это все же тяжкое бремя.

– Куда тяжелее всего, что ему когда‑либо доводилось поднимать, – проворчал Гиялорис. – Человек должен с осторожностью браться за тяжести, если не уверен, что у него хватит сил их удержать.

Престимион, держа бокал в левой руке, правой налил всем бренди из непочатой бутылки.

– Действительно, народ приветствует возвышение Корсибара, – сказал он, когда все вновь взяли бокалы в руки. – Я видел на всем протяжении Глэйдж, с какой поспешностью они развешивали его портреты и готовились праздновать его прибытие. Полагаю, что его очень хорошо принимали. – Он быстро обежал горящим взглядом лица гостей, словно желая намекнуть им, что в его мягких спокойных словах имеется подтекст. Но те и сами уже поняли это.

– Сейчас у него медовый месяц, – хрипло сказал Гонивол. Он густо покраснел от обильной еды и питья, и это было заметно даже сквозь густую поросль, почти сплошь скрывавшую его лицо – Такое время бывает у каждого нового короналя. Но когда посыплются его декреты, народ может запеть иную песню.

– И не только простой народ, – добавил Сирифорн, протягивая хозяину бокал, чтобы тот вновь его наполнил. Его лицо тоже раскраснелось, а в глазах вспыхнул огонь.

– Что вы говорите? – с невинным видом осведомился Септах Мелайн. – Неужели даже у таких людей, как вы, могут быть причины чего‑то опасаться?

Сирифорн пожал плечами.

– Любая большая перемена, тем более такого масштаба, нуждается в тщательной оценке и анализе, любезный Септах Мелайн. В конце концов, лорд Корсибар один из нас. У нас нет никаких оснований сомневаться в том, что мы будем пользоваться при нем теми же привилегиями, какие имели и раньше.