Это все принадлежало ему. Этот мир был предназначен для него, а он был предназначен для этого мира. Все сомнения в этом навсегда покинули его душу. Именно этого он искал, именно за этим он прибыл сюда, на край действительности. Мир принадлежал ему, а он принадлежал миру, который парил перед ним в воздухе, и он мог достать его.

Престимион протянул руку и коснулся мира.

Он сам прыгнул ему в руку, мячик, представлявший собой мир, и он осторожно держал его на ладони, подносил к глазам и дышал на него.

– Я Престимион, – сказал он миру, – который излечит тебя. Но сначала я должен излечить сам себя. – Он знал, что это свершится. В его душе распахнулась широкая дверь, которая доселе была заперта на железные засовы.

Ему было теперь очень холодно, он совсем окоченел, но, несмотря на это, по телу струились ручьи пота. Зато его путь был ясен. Он видел дорогу, которая выведет его к теплу, если только он найдет в себе желание и силу, чтобы пройти по ней. И он знал, что сделает это.

Он выпустил крохотный мир, и тот откатился от него в темноту.

Затем он увидел над собой свет. Новая звезда вспыхнула снова, но теперь она имела лицо; это лицо принадлежало Хозяйке Кунигарде, он слышал ее мягкий голос:

– Давай, Престимион. Еще немного дальше. Я уже недалеко от тебя. Еще чуть‑чуть. Дальше. Дальше…

– …Дальше. Дальше…

– Я думаю, что и так уже достаточно далеко, – проговорил над ним басовитый рассудительный голос. – Ну, Престимион. Откройте глаза.

Еще какое‑то мгновение он ничего не видел, но затем разглядел стоявшего рядом с ним Гиялориса, а в нескольких шагах – Свора и Септаха Мелайна. Была по меньшей мере середина утра. Солнце стояло высоко, росы на траве не было. В животе он ощущал мучительные рези, как будто ничего не ел несколько недель, в горле пересохло, а глаза казались распухшими.

– Возьмите меня за руку, – сказал Гиялорис. – Вставайте, вставайте.

– Мы искали вас с самого рассвета, – сообщил Свор. – Наконец догадались спросить Гоминика Халвора, и он велел нам посмотреть в парке. Но парк большой…

Престимион поднялся и сделал несколько неуверенных шагов, затем споткнулся и чуть не упал в ручей. Септах Мелайн изящным молниеносным движением метнулся вперед, поймал его и помог устоять.

– По‑моему, вы играли с опасными игрушками, Престимион, – сказал он и, не скрывая презрения, указал на траве узор из разноцветных бечевок. – Но, думаю, все обойдется. Немного отдыха, хорошая пища…

– Вы должны сами попробовать это, Септах Мелайн, – ответил Престимион, через силу улыбнувшись дрожащими губами. Ему было трудно говорить; голос не полностью повиновался ему и звучал хрипло и резко. – Вы будете несколько удивлены. Листья циркариса, кобили и немного сушеной джангары для начала, а затем…

– Благодарю вас, нет. Полагаю, что если я начну баловаться такими лекарствами, то мне как фехтовальщику скоро придет конец. Какой ерундой вы забавлялись при помощи этих снадобий, Престимион?

– Оставьте его в покое, – грубо прикрикнул Гиялорис. – Пойдемте. Нужно вернуться в гостиницу.

– Вы можете идти? – спросил Свор, с тревогой взглянув Престимиону в лицо.

– Я в полном порядке, Свор, – Он вытянул руки перед собой. – Смотрите, иду совершенно прямо, шаг за шагом; мог бы даже пройти по одной половице. Это вас устроит? – Престимион рассмеялся. Он собрал все, что принес с собой, и сложил в пакет.