В ванную комнату вошла третья прислужница.

– За дверью стоит маг Санибак‑Тастимун. Он говорит, что его срочно вызвали, и просит разрешения войти. Могу я провести его сюда?

Мелитирра рассмеялась.

– Он что, разума лишился? А может быть, сошли с ума вы? Госпожа принимает ванну.

Девушка покраснела и что‑то неслышно пробормотала, запинаясь.

– Мелитирра, я потребовала, чтобы он явился немедленно, – ледяным тоном заметила Тизмет.

– Но ведь вы же не могли иметь в виду…

– Немедленно! – прервала ее принцесса. – Мелитирра, разве в ваши обязанности входит защита моей скромности от существ любого вида, даже от таких, которые никоим образом не могут испытывать вожделения к женщине человеческой расы? Пусть он войдет.

– Действительно, что это я… – с деланной веселостью откликнулась Мелитирра, кивая прислужнице.

Су‑сухирис появился почти сразу же. Его тощая, высоченная, угловатая фигура была плотно, как клинок в ножны, упакована в ярко‑оранжевую кожаную тунику, густо расшитую блестящим синим бисером, а из туники, словно два одинаковых маяка, торчали узкие головы с изумрудно‑зелеными глазами. Он остановился у левого края массивной порфировой ванны, и, хотя взгляд его был направлен прямо на ничем не прикрытую наготу Тизмет, в нем читалось не больше интереса к этому зрелищу, чем к каменному бассейну, в котором плескалась ароматная вода.

– Госпожа? – вопросительно произнес он.

– Санибак‑Тастимун, мне нужен ваш совет в одном весьма деликатном вопросе. Надеюсь, что могу положиться на вас. И на ваше благоразумие.

Левая голова быстро, чуть заметно кивнула.

– Как‑то не так давно вы сказали, что я предназначена для великих дел… Правда, вы не смогли – или не захотели – пояснить, будут ли эти великие дела добрыми или дурными.

– Не смог, моя госпожа, – ответил су‑сухирис. Голос был твердым и совершенно определенно исходил из правой головы некроманта.

– Не могли. Что ж, очень хорошо. Предзнаменования были неоднозначными – этим обычно и отличаются знамения такого рода. Вы также сказали мне, что видели и будущее величие моего брата, однако подробности тоже оставались неясными.

Санибак‑Тастимун снова коротко кивнул, правда на сей раз обеими головами сразу.

– Сегодня днем я заснула после обеда, – начала рассказывать принцесса Тизмет, – и видела странный темный сон. Может быть, вы сможете объяснить мне его значение, Санибак‑Тастимун? Я видела, что я снова дома, что я каким‑то образом вновь оказалась в Замке, но нахожусь в какой‑то не знакомой мне его части, на северной стороне, где почти никто никогда не бывает. Мне казалось, что я бреду по широкой площадке, плохо вымощенной щербатым кирпичом, огражденной мрачной полуразрушенной стеной, к странному чем‑то парапету, откуда открывается вид на такие города, как Гиюн и Госсиф, и какой‑то еще город из тех, что лежат за ними – вероятно, Тентаг. Во всяком случае, я находилась именно там, в этом старом и заброшенном углу Замка, смотрела наружу, на города, в которых никогда не бывала, а затем внутрь, на вершину Горы, вздымающуюся высоко надо мною, и спрашивала себя: как же попасть в те части здания, где мне известен каждый закоулок?

Она умолкла и уставилась в сводчатый потолок ванной, сложенный из гладких изогнутых плит сапфирово‑голубого траголита и бледного халцедона, на которых был вырезан изящный растительный орнамент из узорчатых листьев и изящных лепестков элдирона, танигаля, меж которыми выделялись крупные мясистые цветки шепифолей.

– Да, госпожа? – после недолгого ожидания повторил Санибак‑Тастимун.