Вместо этого он не спеша направился к фургону Мэгги, размышляя. Освальд, казалось, понимал ее так же, как и Тина. И как многие другие? Понимал ли убийца, что она является для него источником угрозы? Понимал ли он также, что Мэгги здесь с определенной целью? Потому что, если это так…

Конечно же, Гедеон беспокоился. А как он мог не беспокоиться? Львы и тигры да еще пока что кто-то безликий, убивший однажды, чтобы защитить себя.

Любовь. Освальд сказал, что любовь делает это с мужчинами, заставляя их переживать.

Бодрствуя в течение всей ночи, слушая возню Лео и его мяуканье во сне, Гедеон пытался распутать этот клубок чувств и разложить все по местам, но ничего не распутывалось, все было так сложно и круто завязано. И сегодняшнее утро, когда он увидел Мэгги, одетую в потертые джинсы и мужскую рубашку, с волосами, завязанными в хвостик, благодаря чему она выглядела не больше, чем на шестнадцать, подтвердило — что-то необычное случилось с ним. Она казалась такой хрупкой, слегка бледной, ее глаза были темными и широко раскрытыми, и что-то всколыхнулось внутри него с такой силой, что у него закружилась голова.

Она не отражала, понял он. Как будто в солнечный день на окне была задернута занавеска, через которую проходил свет. Гедеон наблюдал за Мэгги и видел, что с кэрни она ведет себя так же, как всегда. Ее настроение и отношение соответствовало их настроению и их нуждам. Только с ним она уходила в себя. Он знал, что это не было новым настроением, еще одним цветом хамелеона или даже отражением его собственной внутренней борьбы. Это что-то еще.

Из-за того, что изменилась она, он понял, что меняется также и сам. В настоящее время его сознание озадачено, что почти совсем не проявлялось на поверхности, до сих пор его разум не сталкивался с подобной проблемой. Он прекратил думать о ней, потому что начал чувствовать ее.

Он опомнился только у фургона Мэгги и уселся на верхнюю ступеньку.

— Черт возьми! Чтобы со мной происходило такое! В моем-то возрасте! — воскликнул он, обращаясь к своему верному спутнику.

Лео поставил передние лапы на ступеньку ниже и положил морду на колени Гедеону.

— Ву-у-у-у, — пробормотал он в ответ. Гедеон поскреб у кота за ухом.

— Она стала скрытнее, Лео. Она сказала, что любит меня, а потом просто закрыла дверь где-то внутри. Как же мне теперь открыть ее снова?

Лео поднял морду и сказал что-то настойчиво и довольно длинно.

Гедеон еще оставался рационально мыслящим человеком, несмотря на то, что теперь был занят собственными эмоциями. В большинстве случаев он верил в рациональные вещи. Часть его сознания твердо настаивала — человек не может понимать того, что говорит кот, даже если кот говорит что-то разумное и к месту.

Все это было очень спорно.

Но так или иначе в течение длинного монолога Лео Гедеон понял, что теперь должен делать. Он убедил себя, что это решение сформулировалось раньше. Конечно же, ничего не поделать с кошачьей мудростью, но, когда кот замолчал и посмотрел на него в ожидании, Гедеон тем не менее потрепал его по голове.

— Спасибо, друг.

Не было никакого вреда в том, чтобы оставить место для возможностей.

Гедеон ждал. День для него тянулся очень медленно. Он наблюдал за Мэгги, иногда перебрасывался с ней словом-другим об обыденных, ничего не значащих вещах. Она была занята, помогая Саре шить новый клоунский наряд для Ламонта, потратила пару часов с тремя мальчиками, занимаясь с ними чтением, склеивала разбитый чайник, который чуть не стал причиной слез Малколма.