Конан перевел взгляд на ворота, которыми запиралось стойло. Разбить их возможно было разве что тараном. Уже не раздумывая, он бросился к ним. Едва он затворил тяжелые дубовые створки и задвинул широкие железные затворы, как со двора послышались крики и отборная ругань.

Темную конюшню стал заливать неяркий изумрудный свет. Конан обернулся и посмотрел на засиявший неожиданно ярко Камень Курага, прикрепленный к браслету, надетому на запястье Илльяны. Последняя вела себя крайне странно — она снимала с себя тунику.

— О боги, чем же я вас так прогневал! — возопил киммериец.

Илльяна улыбнулась, блеснув зубами:

— Неужели ты не знаешь о том, что колдовать нагишом куда удобнее?

— А ведь верно! Любая нагая женщина под стать колдунье!

— Скоро я и тебя волшебству научу, киммериец.

Шум и крики за стеной не смолкали ни на минуту. Илльяна уже сбросила с себя все одежды. На одной ее руке горел Камень Курага, на другую был надет резной браслет из слоновой кости. В призрачном изумрудном свете она казалась атлантийской богиней, поднявшейся со дна морского для того, чтобы отомстить тем, кто был повинен в гибели ее народа.

Конан взял в руки кинжал и поспешил к крайним стойлами разрезая на ходу ремни, которыми кони были привязаны к столбам. Освободив так всю конницу Ахмая, он подбежал к Илльяне, стоявшей возле своего жеребца.

— Больше нам здесь делать нечего.

Киммериец положил Дессу поперек седла и взобрался в седло сам. Илльяна подняла руку с Камнем и забормотала:

— Хаос, Хаос, проклятый трижды, заклятьем тройным тебя, о Хаос…

Далее следовало нечто крайне невразумительное и в то же время велеречивое. Конан негромко чертыхнулся и покачал головой.

Невесть откуда налетевший ветер закружил по конюшне, вздымая в воздух кипы соломы, разбросанные по земле. Жаровня внезапно опрокинулась набок, и из нее высыпалось несколько раскаленных угольков, тут же воспламенивших своим жаром разметанную вокруг солому. Пламя мгновенно окрепло и с ревом набросилось на стены конюшни, пытаясь достать своими жаркими языками до перекрытия.

Илльяна сжала руку с Камнем в кулак и выбросила ее вперед отчего ворота с треском распахнулись, словно сокрушенные тяжелым тараном.

— Хайа-а-а-а! — заорал Конан и, пришпорив своего жеребца, направил его прямо на воинов Ахмая.

Животное, явно не привыкшее к подобным передрягам, сделало пару скачков вперед и, возмущенно заржав, перешло на шаг. Конану, несмотря на это, так и не пришлось сразиться с неприятелем, — вид Илльяны сразил наповал тех немногих воинов, что были исполнены решимости сойтись с ним в бою. Нагая, сияющая изумрудным светом волшебница, восседающая на спине огромного храпящего скакуна, выглядела, мягко говоря, жутковато.

Илльяна сделала три круга по двору, после чего в нем не осталось ни души, и забормотала новое заклинание.

Камень Курага засиял ярче прежнего и испустил тонкий ослепительный луч, тут же обративший в ничто железные петли и запоры крепостных ворот. Не прошло и минуты, как врата с грохотом рухнули наземь, подняв тучи пыли. Ни Конан, ни Илльяна не хотели испытывать судьбу понапрасну, к тому времени, когда пыль осела, они были уже далеко.

Проехав примерно половину пути до того места, где их ожидали Раина и Масуф, путники решили сделать небольшой привал. Конан остановил коня и, приложив ладонь к уху, прислушался. Судя по всему, преследовать их никто

— Если им и удастся спасти своих коней, — бросила Илльяна, — они вряд ли смогут успокоить их.

— Неужели вы думаете, что они не станут искать меня? — тут же возмутилась Десса.

— Во-первых, милочка, у них нет коней.