|
Только Алан молчал и продолжал сверлить ее глазами. Он, не переставая, пил. – А вот и десерт, – вдруг сказала Жозе и побледнела. Подошел официант и поставил на стол круглый торт с зажженной свечой в центре. – Эта свеча означает, что я впервые тебе изменила, – сказала Жозе. Они осовело смотрели то на Жозе, то на свечу, как бы пытаясь разгадать ребус. – С моряком, что был на катере, – не вытерпела она. – Его зовут Рикардо. Алан поднялся на ноги, застыл в нерешительности. Жозе взглянула на него и опустила глаза. Он медленно вышел из бара. – Жозе, – сказала Ева, – это глупая шутка… – Это вовсе не шутка. И Алан это хорошо понял. Она достала сигарету. Руки у нее дрожали. Брандону понадобилось не меньше минуты, чтобы найти свою зажигалку и предложить ей огня. – О чем это мы говорили? – спросила Жозе. Она чувствовала себя опустошенной. Жозе хлопнула дверцей машины. Она не спешила идти к дому. Киннели молча смотрели на нее. Свет в окнах не горел. Однако «Шевроле» был на месте. – Он, наверное, спит, – неуверенно сказала Ева. Жозе пожала плечами. Нет, он не спал. Он ждал ее. Что-то сейчас будет. Она терпеть не могла семейных скандалов, любых проявлений грубости, в данном случае – грубой брани. Но ведь она сама этого хотела. «Дура я, дура, – в который раз подумала она, – клейма ставить негде. Что мне стоило промолчать?» В отчаянии она обернулась к Брандону. – Я этого не вынесу, – сказала она. – Брандон, отвезите меня в аэропорт, одолжите денег на дорогу, и я улечу домой. – Вам не следует так поступать, – сказала Ева. – Это было бы… трусостью. – Трусость, вы говорите трусость… А что такое трусость? Я хочу избежать бесполезной сцены, вот и все. А трусость – это что-то из лексикона бойскаутов… Жозе говорила вполголоса. Она отчаянно искала выход из положения. Ее ждут упреки человека, который имеет на них право. Эта мысль всегда была ей невыносима. – Он наверняка ждет вас, – сказал Брандон. – Ему, должно быть, очень плохо. Они шептались втроем, будто напуганные заговорщики, еще некоторое время. – Ладно, – наконец сказала Жозе, – чего тянуть, я пошла. – Хотите, мы немного здесь подождем? Выражение лица Брандона было трагическим и благородным. «Он простил меня, но его сердце давно любящего человека кровоточит», – подумала Жозе, и на губах ее промелькнула улыбка. – Не убьет же он меня, – сказала она и, видя, как напуганы Киннели, уверенно добавила: – Куда ему! И прежде чем удалиться, она помахала им на прощание рукой, показав всем видом, что смирилась со своей судьбой. В Париже все было бы иначе. Она провела бы всю ночь с друзьями, повеселилась бы на славу, вернулась домой на рассвете, и ей, усталой, любой скандал был бы нипочем. А здесь она битый час проговорила с людьми, которые явно ее осуждали, и это привело Жозе в крайне подавленное состояние. «А ведь этот сумасшедший и вправду может меня убить», – мелькнула у нее мысль. Однако в это она не верила. Ведь, по сути, он должен быть доволен – у него появился великолепный предлог, чтобы помучить себя. |
