Лес расступился, впереди заблестела льдом река. А Месяц увидел их, улыбнулся и снова начал целыми пригоршнями бросать им под ноги серебряные огоньки.
Ещё одна встреча
Они вышли из оврага на широкий прибрежный луг. Летом здесь растёт высокая густая трава. А в траве разные цветы — и ромашки, и колокольчики, и красная дрёма, и высокие розовые метёлки щавеля…
Летом этот луг бывает весёлым, пёстрым, над ним летают разные бабочки, пчёлы, шмели. А высоко в небе над этим лугом всегда поёт жаворонок. Но сейчас на лугу было тихо, бело. Только Месяц старался украсить искорками снежную белизну.
— Вы что замолчали? — спросила бабушка Марфа. — Может, уморились?
Лёня только шмыгнул носом.
— А он со мной не разговаривает, — сказала Аринка. — Я говорю, а он не отвечает…
— Ты почему ей не отвечаешь? — спросила бабушка Лёню.
— Она говорит, что я зайчиков хотел придушить, — ответил Лёня, — и Медведя тоже… Что я нарочно всё делаю?..
— Так ты что же, Аринка, и вправду так думаешь? — спросила бабушка Марфа и остановилась.
Лёня и Аринка тоже остановились. Лёня глядел в сторону, на ледяную речку.
— Ничего я так не думаю… — ответила Аринка и насупилась. — Уж ничего и сказать нельзя.
— Ничего плохого про человека понапрасну говорить нельзя, — сказала бабушка Марфа, — и обижать человека понапрасну нельзя.
— Да я же не стала сердиться, — прохныкала Аринка, — я сразу стала с ним разговаривать! А он…
— Ты его обидела — так чего же тебе-то ещё и сердиться? Это он должен сердиться, ну вот он и сердится!
— И всегда теперь будет сердиться? Да?
— Зачем же всегда? Подойди к нему и скажи, что ты перед ним виновата. И что больше ты понапрасну обижать его не будешь. Вот он и не станет больше сердиться.
Аринка надула губы, опустила голову и молча перебирала конец шали.
— Ну, что же ты, Аринка? Стыдно тебе, что ли? Обижать человека — вот что стыдно. А признать себя виноватым никогда не стыдно. Или, может, ты и не виновата совсем?
— Виновата… — прошептала Аринка.
— Ну вот, Алексей, слышишь? Аринка повинилась. Теперь и ты повернись к ней лицом. И всё забудь.
Но Лёня по-прежнему стоял отвернувшись и хмуро молчал.
— Э! Так не годится! — рассердилась бабушка Марфа. — Разве можно дружбу терять? Дружба в жизни дорого стоит. Может, дороже всего! Верную дружбу потеряешь — себя накажешь. Очень тяжело себя накажешь. Захочешь воротить потом, да не воротишь. Ну как ты будешь без Аринки? Ну-ка?
— Как — без Аринки? — встрепенулся Лёня. Он сразу повернулся, посмотрел на бабушку, на Аринку.
— Ну вот, видишь, — сказала бабушка, — оказывается, нельзя без Аринки-то.
— Конечно, нельзя, — проворчал Лёня.
— Вот и всё! — сказала бабушка. — Значит, этому разговору конец!
Аринка сразу заулыбалась, и у Лёни тоже стало на душе легко и весело.
— Э… — сказала бабушка Марфа, приглядываясь, — да там кто-то к нам жалует!
— Лось… — прошептал Лёня. — Сохатый!
— Ой! — охнула Аринка. — Мы пропали!
Лёня схватился за бабушкину клюку.
— Дай скорее! Я его не подпущу!
— Тише, тише, — сказала бабушка Марфа, — не пугайтесь… Пойдём-ка поговорим с ним, может, ему что от нас нужно. |