– С вашей стороны было в высшей степени любезно прийти сюда вот так, – начал он голосом сухим и скрипучим, как, наверное, его кости. – Мистер Бикклшифт сообщил мне, что вы интересовались Грэмери, и я подумал, что, возможно, нам лучше встретиться. Насколько я понимаю, вы действительно хотите приобрести эту недвижимость?

– Нам бы очень хотелось ее купить, – слишком поспешно ответила Мидж.

Я заерзал на своем стуле и только кивнул, когда душеприказчик перевел глаза на меня.

– Но вроде бы возникли некоторые финансовые проблемы.

На этот раз я опередил Мидж:

– Дом требует некоторого ремонта. Там зияет огромная трещина...

– Да, я понимаю, за последние месяцы коттедж заметно пришел в упадок, – прервал меня он. – Как распорядитель недвижимого имущества Флоры Калдиан, я вправе рассмотреть любую разумную цену и считаю, что чем скорее в Грэмери кто‑то поселится, тем будет лучше для его состояния.

– Ну, предотвратить дальнейшее разрушение обойдется в кругленькую сумму, мистер Огборн, – заметил я.

– Совершенно верно. Потребуется приложить деньги и добрую волю.

Добрую волю?

Он улыбнулся моему немому удивлению.

– Я верю, что дома живут и дышат посредством живущих в них людей, мистер Стрингер.

Я не собирался оспаривать это утверждение, когда переговоры находились на «деликатном» этапе. Однако Мидж словно не терпелось поспорить.

– В чем нуждается Грэмери в настоящий момент, мистер Огборн, – это в жизни за его стенами.

Я не уловил ни малейшего замешательства во взгляде душеприказчика, но быстро добавил:

– Все необитаемые дома в конце концов становятся похожими на мавзолеи, не правда ли? Затхлыми и дряхлыми. Только хорошее проветривание спасает их. Знаете, иногда...

– Могу я задать вам личный вопрос, мисс Гаджен? – проговорил Огборн.

– Пожалуйста, – ответила Мидж.

– Я хотел узнать: вы сделали какую‑нибудь карьеру – профессиональную или какую‑то еще?

– Я иллюстратор.

– А!

Казалось, ему это понравилось.

– Я иллюстрирую в основном детские книжки.

– Понятно.

Он рассматривал ее несколько секунд, и меня начало немного раздражать его внимание.

– А я музыкант, – сказал я.

– Понятно.

Его улыбка как будто потускнела.

– Вы не могли бы нам рассказать кое‑что о Флоре Калдиан? – попросила Мидж. – Должно быть, она много лет жила в Грэмери.

– Да, действительно, – ответил Огборн, выпрямившись в своем кресле, насколько позволяла сгорбленная спина. – Она была сиротой. Незадолго до Первой мировой войны ее взяли к себе хозяева коттеджа, сами бездетные, и воспитали как собственную дочь. Официальной записи об удочерении не было, и, когда она умерла, оказалось, что никто не знает ее точного возраста. Мне кажется, для самой Флоры Калдиан годы не имели большого значения.

– Она была замужем? – спросила Мидж.

– Лишь некоторое время, недолго. Ее муж погиб на последней войне, кажется, всего через два или три года после женитьбы. И имущество унаследовала его племянница – должен сказать, потребовалась чертова уйма усилий ее разыскать. Ей за шестьдесят, и ей совершенно нет дела до Грэмери и прочего, в том числе и до своей тетушки.