Я улыбнулся.

– Не беспокойтесь, он не пытался обратить нас в свою веру. Нам было интересно, и мы сами спросили. А он ответил.

Сиксмит помолчал. Потом сказал:

– Я твердо верю, что вы должны соблюдать крайнюю осторожность во всем, что касается этих людей. Да, я прекрасно знаю, что они кажутся очень приветливыми и довольно невинными, и все же не могу удержаться от чувства, что в них кроется нечто большее, чем они хотят признать.

– Звучит очень зловеще.

– Возможно.

– О, продолжайте, вы должны сказать нам что‑нибудь еще, – чуть насмешливо попросила Мидж.

– Боюсь, что не смогу. Можете считать, что я чувствую нутром, но это чувство разделяет большинство моих прихожан. Если бы у нас было нечто большее, какие‑нибудь очевидные нарушения со стороны синерджистов, наш местный совет смог бы применить власть и что‑то сделать с их присутствием в этом районе. А так они держатся сами по себе и пока не нарушали общественного порядка.

– Так что же суетиться? – Теперь уже Мидж не скрывала раздражения. – То, что они не придерживаются принятого здесь образа жизни, еще не причина, чтобы чураться их.

– Милая девушка, если бы все было так просто! Как я уже сказал, назовите это внутренним голосом, интуицией – как хотите, но местные жители относятся к ним подозрительно, и я, как служитель Бога, – тоже. Вокруг них царит какая‑то атмосфера секретности, и это нас крайне беспокоит.

Мидж хихикнула, и Сиксмит нахмурился.

– Я не сказал ничего смешного, – проговорил он, мне показалось, раздраженно. – Возможно, мы здесь живем в глуши, но уверяю вас, мы не все тут суеверная деревенщина. Я предупредил вас, и вряд ли могу сделать что‑то еще. – Он протянул руку к шляпе, собравшись уходить. – По‑моему, секта синерджистов не заслуживает доверия, однако лучше вам самим составить свое мнение об этом.

Я не ожидал от него такой обидчивости.

– Эй, послушайте, мы не смеемся над вами, и мы действительно ценим, что вы приехали сюда, чтобы рассказать о них. Мы едва знаем этих людей, но они кажутся вполне дружелюбными, так что нам трудно слепо принять ваши утверждения. Согласитесь, что все это голословно, у вас нет надежных свидетельств.

Его обиженное лицо смягчилось, но он остался на ногах.

– Да, я понимаю, как это должно для вас выглядеть, – сказал викарий. – Наверное, мои слова звучали крайне глупо, и все же прошу вас – просто отнеситесь к ним со вниманием. А если у вас возникнут какие‑либо тревоги – любые, – прошу вас, позвоните мне. Хотя бы на это вы согласны?

– Разумеется, – ответил я, тоже вставая.

Мидж не стала ничего обещать, и я понял почему: в ее земной рай выпустили первую стрелу, она не хотела ничего слышать о нехороших соседях, особенно когда те уже успели вызвать ее симпатию. Тем не менее, она тоже вежливо встала, и мы проводили викария к его велосипеду. Сиксмит прекрасно видел настроение Мидж и, вероятно, чувствовал за собой некоторую вину, поскольку постарался перевести разговор на другие, более приятные, темы – о прекрасном расположении Грэмери, о чудесном саде, о милом лесе (который, по его словам, еще милее в осенние месяцы, когда пышные кроны деревьев окрашиваются темным золотом); викарий спрашивал, сможет ли он поприветствовать нас в церкви в ближайшее воскресенье (я так и знал, что до этого дойдет). О синерджистах он больше не упоминал.

Я открыл перед ним калитку, и Сиксмит вышел, укрепил прищепки на штанинах брюк и взял свой велосипед, который после утомительной поездки прислонил к забору.

– Мистер Сиксмит! – позвала Мидж, когда он перекинул ногу через седло.

Он обернулся и вопросительно посмотрел на нее.