– О нет. Мы с Майком решили по крайней мере месяц не браться за работу, пока не устроимся как следует в Грэмери. Можете назвать это также периодом адаптации.

– Вполне разумно. А вы чем занимаетесь, Майк? Вы тоже человек искусства? – искренне заинтересовался он, его мальчишеские глаза загорелись.

– Я гитарист, и еще сочиняю песни, когда получается.

Это как будто разочаровало его.

– Понятно. Значит, вы не работаете регулярно? Мы с Мидж рассмеялись.

– Он работает, – сказала она, все еще смеясь, но и с долей негодования. – Майк по большей части играет на сеансах звукозаписи, хотя иногда выезжает на гастроли.

– На гастроли?

– Я сопровождаю других исполнителей, – пояснил я. – Знаете, в составе группы.

– А!

– А когда не занят этим, он очень усердно сочиняет песни. По сути дела, Майк заложил основу для музыкальной...

– Мидж... – предупредил я добродушно.

– Извини. – Она сжала мое колено и улыбнулась Сиксмиту. – Мы договорились, что при других не будем говорить о своих идеях. Нам кажется, что это отнимает энергию собственно у работы.

– Да, пожалуй, я могу это понять. Наверное, преждевременные объяснения в какой‑то степени убивают творчество.

– Вот именно, – сказал я. – Слишком часто хорошие идеи, особенно в моем деле, не успев реализоваться, забалтываются досмерти.

– Честное слово, вы, должно быть, весьма увлекательно проводите время!

Мы снова рассмеялись.

– Когда издается новая книга или задуманное действительно получается – вот это действительно увлекательно, – сказала Мидж. – А в остальном это утомительная работа, требующая самодисциплины.

– Тем не менее вы, наверное, встречаетесь с очень интересными людьми, – настаивал он. – Но надеюсь, вам не придется скучать с простыми обывателями вроде нас.

– Поверьте, одна из главных причин, почему мы переехали сюда, – убраться подальше от некоторых так называемых «интересных» людей. Деревенская жизнь нам кажется очень занятной.

– Да, я был несколько суров к себе и моим прихожанам. Вы увидите, что многие из нас не так скучны и унылы, как вам могло показаться сначала. – Он кивнул своим мыслям и задумчиво посмотрел на стены коттеджа. – Да, в самом деле, – пробормотал он, – в этих краях хватает интересных характеров. Например, Флора Калдиан – думаю, вам бы она показалась чарующей женщиной. Весьма необычная личность.

Мидж положила локти на стол и сцепила руки.

– Вы хорошо ее знали? – спросила она.

– Флору? Нет, боюсь, никто не знал ее хорошо. Видите ли, она была большой затворницей, но местные жители приходили сюда к ней со своими бедами. – Он улыбнулся, почти что с завистью. – Да, многие, кому я не смог помочь, приходили к ней, и, возможно, она давала им утешение лучше, чем я. О, они никогда не говорили мне об этих визитах, держали их в большой тайне. Но я знал. Я знал их старые деревенские обычаи.

Я заерзал на скамейке, и Мидж тоже вроде бы заинтриговали его слова.

– И чем же помогала им Флора Калдиан? – спросил я. – Она была из тех, кому люди доверяют свои беды?

– Больше того. Да, полагаю, много больше. – Он вдруг нахмурился. – Она была великой целительницей. По‑видимому, целительницей и духа, и плоти. Печально, что в последнем я беспомощен и лишь иногда способен к первому. А Флора, похоже, имела многовековой дар.

Хлопая крылышками, прилетели птицы и сели у наших ног.