Боже мой, я очень хорошо знаком с вашими работами, ведь у меня трое малышей. Моя старшая дочь только что вышла из этого возраста, но по‑прежнему хранит ваши книжки. Как чудесно, что вы решили обосноваться здесь! И конечно, именно в этом коттедже! Я полагаю, вы знаете, что означает название Грэмери?
– Да, – сказала она. – Это значит «Волшебство». Я удивленно посмотрел на нее. Она мне не говорила об этом.
– Какое совпадение! – залепетал Сиксмит. – Надо же, какое совпадение! Ведь многие из ваших сказок о волшебстве?
– Я только иллюстрирую книги.
– Да, но картинки – это же и есть сказки, не так ли? На самом деле слова – это только комментарии к вашим рисункам, мисс Гаджен. Можно я буду звать вас Маргарет? А вы Майк, правильно? Фамилии так официальны, а мы все тут друзья.
Я подумал, не должен ли называть его «Пит».
– И тебе лимонаду, Майк? – Мидж улыбнулась мне, а заодно послала тайный взгляд, спрашивая: «Кто этот тип?».
– Прекрасно, – улыбнулся я в ответ.
Мы успели купить в деревне маленький садовый столик и пару дешевых стульев и устроили все это вокруг старой скамейки; я сделал жест в их сторону, и викарий сел на стул, сняв шляпу и положив на стол. Я сел на скамейку напротив. С этого места мне был виден лес у него за спиной, и уже не в первый раз за это утро я всматривался в опушку, выискивая сами знаете что.
– Я должен извиниться за вчерашнее происшествие в деревне, – проговорил Сиксмит, вытирая лоб красным носовым платком. – Наверное, в любом обществе должны быть строптивые элементы, и, к сожалению, вы столкнулись с худшими из наших. На самом деле они не такие плохие парни, просто не в ладах с собой и не востребованы остальным миром.
– Я уже почти забыл об этом, – солгал я (забавно как стараешься побольше врать людям церкви, изображающим ложное благочестие). – Все равно ведь ничего страшного не произошло.
– Хорошо, что вы так к этому относитесь. Вообще‑то, у нас мирное общество, Майк, и, возможно, иногда мы слишком добродушны к современной молодежи. Однако большинство здесь довольны нынешней жизнью, и я не могу себе представить, что в ближайшие десятилетия произойдут разительные перемены. То есть если кто‑нибудь не решит проложить автостраду через эту часть леса, но мне это кажется маловероятным.
Он всхохотнул, но у меня возникло неприятное чувство, что викарий рассматривает меня. Я всей душой надеялся, что с ним не случится такого же припадка, как с Кинселлой накануне.
Мы обсудили погоду, сельскую жизнь, коротко коснулись состояния нации, и у меня осталось впечатление, что для перехода к более личным темам Сиксмит ждет возвращения Мидж.
Она вернулась, неся поднос со стаканами и кувшином охлажденного лимонада, и не скажу, что она пришла раньше времени, поскольку я не мастер вести беседы ни о чем. Меня отвлекли ее стройные ноги, теперь слегка загоревшие и, как всегда, бархатно‑гладкие сверху донизу. Я заметил, что и Сиксмит бросил на них вороватый взгляд; впрочем, викарий тоже состоял из плоти и крови, несмотря на свой промокший от пота белый воротничок.
Мидж села рядом со мной на скамейку и разлила из кувшина лимонад. Опять стоял славный денек – то лето держало рекорд по ясным дням, – и сама окружающая обстановка успокоила во мне нервозность прошедшей ночи. Почти. В глубине моего сознания по‑прежнему что‑то копошилось, какое‑то беспокойство, неясное для ума. Я пригубил лимонад и постарался сосредоточить внимание на священнике, а не на лесе у него за спиной.
– Так вы, Маргарет, в данное время работаете над новой книжкой? – спросил Сиксмит, одним глотком осушив свой стакан наполовину.
– О нет. Мы с Майком решили по крайней мере месяц не браться за работу, пока не устроимся как следует в Грэмери. |