– Великолепно, – высказала она свое суждение. – Совершенно великолепно.

Для нее, твердо стоящей за свои двадцать процентов, привыкшей к превосходным работам, такое суждение звучало высшей похвалой, и Мидж засветилась благодарностью.

– Это не на продажу, – торопливо проговорила она. – Это просто для себя, для меня и Майка, на память о нашей первой неделе. Наше первое впечатление от Грэмери, пока мы еще не привыкли ко всему. Вы знаете, как легко приедаются даже самые милые вещи вокруг.

Вэл продолжала рассматривать картину, а Боб и Киви стояли у нее за спиной.

– О, это что‑то новенькое! – провозгласил Боб в своей искренне страстной манере. – Дай‑ка взглянуть, дорогая. Вот что называется художеством! Это вам не мазня с одной сиськой, тремя ногами и носом на месте уха.

– Ты явно знаешь, что тебе нравится, Боб, – сухо ответила Вэл.

Не уверенный, что правильно ее понял, Боб кивнул:

– Мне нравится знать, на что я смотрю. – И он весьма многозначительно взглянул на Вэл.

– А как с плакатами, что Мидж сделала для агентства? – спросил я, чтобы сменить тему.

Вэл отошла от мольберта.

– У меня в машине первые замечания – мелочевка, конечно, немножко подкорректировать цвета. Думаю, можно будет просмотреть их завтра, Мидж, и ты можешь черкнуть свои соображения. – Она тоже оставалась у нас на ночь, и оказалось не так легко найти ей место для сна.

– Прекрасно, – согласилась Мидж. – Не терпится взглянуть на них.

– Учти, это только первые замечания. У нас куча времени, чтобы над ними поработать.

– Звучит зловеще.

– Я знаю, как ты дотошно к этому относишься. Кстати, художественному директору понравилось. Могу сказать, у него куча работы для тебя, но это мы тоже обсудим завтра. Да, и еще Хемлин хочет обсудить новую книгу.

– Кажется, наступает страда, – заметил я.

– Боюсь, таков нынче сезон. Клиенты хотят запустить дело в работу, прежде чем сами отправятся в отпуск.

– Я не могу взяться за слишком многое, – предупредила Мидж.

– Нам не хочется, чтобы ты слишком долго прохлаждалась на природе, – сказала Вэл, плюхнувшись на диван. – Это многих бы расстроило, особенно твоих юных поклонников.

– Не говоря о твоем любезном банкире, да благословит его Бог, – вмешался Боб; он специально сел рядом с Вэл, так что ей пришлось подвинуть свою широкую корму. – Я смотрю, мы что, сюда есть пришли? Или у нашего музыканта нынче еще одна запись? А то выпивка что‑то не идет. – Он поболтал передо мной почти пустым стаканом.

По сравнению с такими друзьями, как Боб, любой враг покажется любезным. Но я привык; он стал моей привычкой, а от старых привычек трудно отказаться – правда? Кроме того, я знал, что он говорит так отчасти для Вэл: Боб любил злить тех, с кого не мог ничего поиметь.

Закинув белокурую прядь за ухо, Киви неприязненно шикнула на него:

– Твои манеры иногда меня просто убивают, – однако опустилась и уселась на полу рядом с ним.

– За мою грубость меня и любят, правда, Майк?

Я взял у него стакан и ответил:

– Да. Просто обожают. Тебе того же?

– На этот раз побольше водки. Я же теперь не за рулем.

– А что, это имеет значение?

Боб обнял одной рукой подругу и улыбнулся по‑своему, с плотно сжатыми губами, как кот, который только что попробовал сливок и знает, что перепадет еще.

Я послал ему мысленное сообщение: «Веди себя прилично, парень, не подводи меня».

И он меня не подвел.