-  Я… ну… в общем, я собрался было тебя упрекнуть. Но мне стало стыдно, и я…

    -  И в чем же заключался твой упрек? - не отставал Бирандол. Мальчик только замотал головой, и его наставник рассмеялся: - Ну же, Уинтроу. Неужели ты думаешь, что, заставляя тебя говорить, я сам же на твои слова и обижусь? Ну так какая же мысль тебя посетила?

    -  Я хотел сказать, что в своем поведении тебе следует руководствоваться твоими помыслами о Са, а не своими впечатлениями от поступков других. - Откровенно высказавшись, Уинтроу потупил глаза: - Впрочем, не мне тебя поучать…

    Бирандол действительно не обиделся, скорее впал в глубокую задумчивость.

    -  Но если я стану руководствоваться лишь помыслами о Са, тогда как сердце говорит мне, что немыслимо человеку судить как Са, в абсолютном милосердии и праведности… Из чего следует заключить… - Его речь замедлилась, отвечая мучительному борению мысли. - …Следует заключить, что либо Странники достигли много больших духовных глубин, нежели я… Либо у них права судить не больше, чем у меня. - Взгляд молодого жреца бесцельно блуждал среди деревьев. - Так неужели же целая ветвь нашего ордена существует без праведности? Но не грешно ли даже помыслить об этом?…

    В смятении он повернулся к шедшему рядом мальчишке, но Уинтроу ответил с безмятежной улыбкой:

    -  Не заплутает твой разум, если направляют его помыслы о Са.

    -  Придется мне еще как следует над этим поразмыслить, - вздохнул Бирандол. И бросил на мальчика взгляд, полный самой искренней приязни: - Благословен будь тот день, когда тебя отдали мне в ученики! Хотя, правду сказать, иногда я задумываюсь, кто из нас ученик, а кто - наставник. Мне будет очень не хватать тебя…

    Глаза Уинтроу вспыхнули внезапной тревогой:

    -  Как это… не хватать? Ты что, уезжаешь? Тебя уже призвали к служению? Так скоро?…

    -  Не я уезжаю, а ты. Не так следовало бы мне преподнести тебе эту весть… но, как обычно, беседа с тобой сразу отвлекла меня от того, о чем я первоначально собирался говорить. Итак, ты уезжаешь. Потому-то я и пришел за тобой в мастерскую: сказать, чтобы ты шел укладывать вещи, ибо тебя вытребовали домой. Твои бабушка и мать известили нас, что твой дедушка умирает. Тебе следует быть сейчас с ними. - На лице мальчика отразилось горестное смятение чувств, и Бирандол сокрушенно добавил: - Вот видишь, как неуклюже я тебе все это вывалил. Прости меня. Ты так редко рассказывал о семье… Я и не подозревал, что дедушка был так близок тебе…

    -  На самом деле это не так, - просто и прямо ответил Уинтроу. - Правду сказать, я по сути-то едва его знаю. Когда я был маленьким, он все плавал по морю. А когда изредка приезжал, то такой страх на меня наводил! И не то чтобы он бил меня, нет. Просто… такая сила от него исходила! Когда он входил в комнату, то казалось, что он в ней не поместится. И голос у него был такой… И борода… Иногда я слышал, как другие люди говорили о нем. Уж на что я был мал, а и то чувствовал, что для них он - герой из легенды. Мне и в голову не приходило его назвать «дедулей». Даже «дедушкой» не осмеливался. Он приезжал и врывался в дом, точно северный шторм, и я, вместо того чтобы радостно бросаться навстречу, большей частью старался спрятаться где-нибудь подальше. Меня, конечно, вытаскивали и ставили перед ним. И я только помню - он всякий раз возмущался, как я плохо расту. «Это что за тщедушная былинка? - громыхал он. - Выглядит так, словно кто взял других моих мальчуганов да в два раза уменьшил! Вы тут что, его плохо кормите? Или он есть не желает?» А потом подтащит меня поближе и давай щупать мою руку, словно я был животным, которое откармливают на убой.