Молодой жрец сочувственно покачал головой.

    -  По-моему, пока я сюда не попал, и думать-то как следует не выучился, - продолжал Уинтроу. - Там было слишком шумно. И суетно. Не помню, чтобы у меня когда-нибудь было время поразмыслить. Утром Нана вытаскивала нас из постелей… и до самого вечера, пока нас не вымоют и опять не уложат, все какая-то беготня. Одевают… тащат куда-то на улицу… уроки, еда, посещение друзей, переодевания, снова еда… и вот так без конца. Знаешь, когда я сюда приехал, то два дня из кельи не выходил. Не стало рядом Наны, мамы и бабушки, которые меня туда-сюда гоняли - я и не знал, чем заняться. И потом, мы с моей сестренкой очень долго были как одно целое. Нас дома и звали-то куда-то не порознь, а всегда одним словом. «Дети». «Детям пора спать», «детям пора ужинать». Так что когда нас наконец разделили, у меня словно бы полтела отрезали.

    -  Ага! - усмехнулся Бирандол. - А я-то всегда гадал, что это значит - принадлежать к роду Вестритов. Все пытался представить, как живется детворе в старых купеческих семьях Удачного. У меня-то детство было совсем другое… хотя и в чем-то очень похожее. Я, знаешь ли, из семьи свинопасов. Ни тебе няньки, ни торжественных выходов, зато такая тьма тяжелой и грязной работы, что за целый день спину не разогнешь. Как я теперь понимаю, мои домашние из кожи вон лезли, чтобы хоть как-нибудь выжить. Экономили на еде, чтобы дольше сохранились запасы. Чинили одежду, которую давно пора было выбросить. Возились со свиньями… вот кому доставалась и забота, и лучший кусок. Ну и о том, чтобы отдать ребенка во храм, ни у кого даже мысли не возникало. Но потом мать заболела, и отец дал обет: если она останется жить, он посвятит Са одного из детей. Мать поправилась, и меня отослали. Тем более что я считался заморышем… паршивой овцой в стаде. Ну как же, самый младший из выживших, да еще косорукий. Мой отъезд был для них, конечно, убылью в хозяйстве, но далеко не такой, как если бы пришлось расстаться с одним из моих крепких старших братишек…

    -  Косорукий? - изумился Уинтроу. - Ты?… Косорукий?…

    -  Был. Однажды в детстве я покалечился, и рука долго не заживала. А когда наконец срослась, силы в ней никакой не было. Жрецы вылечили меня. Я шел поливать сад, и жрец, который нами распоряжался, всякий раз выдавал мне два неодинаковых ведерка. И заставлял таскать в больной руке более тяжелое. Скажу тебе, я вначале посчитал его за сумасшедшего. Меня ведь дома приучили все делать одной здоровой рукой… Вот так я впервые соприкоснулся с помыслами о Са.

    Уинтроу призадумался, но почти сразу просиял:

    -  «Ибо слабейшему следует лишь обратиться на поиски своей силы, и он найдет ее, и сделается силен»!

    -  Вот именно. - Молодой жрец кивнул на длинное низкое строение, показавшееся впереди. Они вышли как раз к покоям служителей. - Случилось так, что гонец был вынужден задержаться в пути. Скорей собирай вещи и отправляйся прямо сейчас, чтобы не опоздать на корабль. Отсюда до гавани еще шагать и шагать…

    -  Корабль!.. - Отчаяние, сошедшее было с лица Уинтроу, тотчас вернулось. - Ох, только не это! Терпеть не могу путешествовать морем. А впрочем, до Удачного отсюда иначе не доберешься… - И совсем помрачнел: - Ты сказал - идти в гавань? Они что, даже лошади для меня не прислали?…

    -  Быстро же ты вспомнил о радостях богатой жизни, Уинтроу! - слегка упрекнул его Бирандол.