– Почему ты все время это повторяешь? – недовольно спросил Мяуро.

   – Такая у меня хилософия, – объяснил Якоб. – Всегда надо рассчитывать на самое худшее, но делать все, что можно, чтобы самого худшего не произошло.

   – А что же мы можем сделать?

   – Ничего.

   Мяуро стоял перед низким столиком, на котором были расставлены блюдца со сметаной и другими вкусными вещами. Котишке стоило невероятных усилий не наброситься на еду, но он стойко выдержал искушение, потому что понимал: еда, приготовленная Бредовредом, это яд.

   На некоторое время воцарилась тишина, слышен был лишь вой бури.

   – Я хочу кое-что сказать тебе, котик, – заговорил наконец Якоб. – Я сыт по горло своей службой. Не хочу быть тайным агентом. Никто не вправе требовать, чтобы я продолжал эту деятельность. Хватит, с меня довольно. Это выше вороньих сил. Все кончено. Пусть обходятся без меня.

   – Как, прямо сейчас? Нет, ты не можешь так поступить!

   – Могу, могу. Я больше не желаю служить. Хочу снова быть простым бродягой. Я же перелетная птица! Ах, как хорошо было бы сидеть сейчас в теплом гнездышке с моей Рамоной…

   Мяуро удивился:

   – Рамона? Почему вдруг Района?

   – Потому что она живет дальше всех остальных отсюда, – печально сказал Якоб, – а сейчас это устроило бы меня как нельзя лучше.

   Через некоторое время Мяуро сказал:

   – Знаешь, я тоже хотел бы сейчас странствовать где-нибудь в далеких краях, покорять сердца прекрасными песнями… Но если эти негодяи сегодня ночью погубят наш мир, то какая жизнь ждет тогда лирического певца? Да и будет ли вообще жизнь на Земле?

   – Будет – не будет… – сердито закаркал Якоб. – Мы-то, мы что можем поделать? Птица и кот, паршивые, несчастные – что с нас возьмешь? Почему никто, кроме нас, даже не почешется – там, наверху, на небесах то есть? А главное, вот что хотелось бы знать: почему у злых всегда так много власти? И почему у добрых ну ничегошеньки нету, разве что резьматизма? Это несправедливо, ох как несправедливо, котик! Ну и хватит с меня. Решено – с этой минуты объявляю забастовку, вот!

   Ворон спрятал голову под крыло, не желая ничего видеть и слышать.

   На сей раз молчание длилось очень, очень долго, но в конце концов Якоб не выдержал выглянул из-под крыла и сказал:

   – Между прочим, мог бы и возразить!

   – Мне надо подумать, – ответил Мяуро. – Я хочу поразмыслить о том, что ты сказал. Со мной-то ведь все по-другому. Моя прабабушка Киса – а она была очень мудрая старая кошка – всегда говорила: если можешь чем-то восхищаться – восхищайся. А если не можешь – спи. Я хочу восхищаться и поэтому всегда стараюсь представить себе, что все кончится хорошо, и делаю все, чтобы так оно и было. Беда в том, что у меня нет столь богатого жизненного опыта и практической сметки, как у тебя. Иначе у меня давно уже родилась бы идея, и я что-нибудь придумал бы.

   Ворон высунул голову из-под крыла, разинул клюв, потом захлопнул – он онемел от изумления. Ведь он только что неожиданно услышал выражение признания своих заслуг из уст прославленного артиста и отпрыска древнего рыцарского рода. За всю свою беспокойную жизнь на семи ветрах Якоб ни разу не слышал ничего подобного.