— Ах, ты — для меня море, мой Весли, — прошептала она. — Такое же ужасное, глубокое и прекрасное, как то, что создал Бог собственными руками. И вот я здесь, пришла и прошу тебя…

— Что просишь, Кэтлин? — У него в глазах мелькнул гнев. — Бог мой, женщина, что еще я могу дать тебе?

Она поднялась на цыпочки и прижала губы к его щеке.

— Я только надеюсь, что не слишком поздно.

— Поздно для чего?

— Сказать, что я люблю тебя.

Звук радости, боли и тоски вырвался из него. Он схватил ее в объятия и прикоснулся губами к ее губам. Их поцелуй был обоюдным, глубоким и открытым, он наполнил ее нежностью, ласково дотронулся до ее души.

Кэтлин хотела прошептать слова, рвущиеся из сердца, но это чудесное мгновение не требовало разговоров. Это был момент вечности, в котором сошлись свет и тьма; момент, бесконечный во времени, когда все становится ясным и понятным.

Желание окатывало ее, словно теплый летний дождик. Ответная страсть пылала в Весли, она чувствовала жар, исходящий от его кожи.

Слившись в одно сердце, одну душу, одно созвучие, они сняли одежду и стояли, освещенные золотистым светом жаровни.

Весли наслаждался ее видом; его нежный взгляд перенес ее в королевство, где прошлое было забыто, а будущее манило золотыми обещаниями.

— Ты заставляешь меня почувствовать себя диким человеком, обретшим дом, — прошептал он.

Он накрыл рукой ее грудь, и плоть бурно ответила на это движение; она отдалась его ласкам, слова мольбы слетали с ее губ, яркие вспышки восторга пронзали ее.

— Весли. — Она прошептала его имя между соприкосновениями их губ, их рук, их плеч. — Однажды ты сказал, что создашь поэзию на моей коже.

Его улыбающиеся губы коснулись ее виска.

— Кэтлин, ты просишь меня об этом?

Она задержала ладони на его стройных, твердых бедрах.

— Нет, я умоляю тебя.

Он притянул ее к себе. Она наслаждалась его крепким объятием, голодными, настойчивыми поцелуями, которые он обрушил на ее рот, горло, грудь. Ей нравилась грубоватость его прикосновений, откровенное вожделение, смягченное нежностью. Ее прежние мечты о чопорном, изысканном любовнике исчезли под напором его страсти. Это было то, что она хотела, то, чего страстно желала женщина внутри нее, быть унесенной на крыльях урагана.

Он положил ее на кровать и, с трудом пытаясь овладеть собой, лег рядом. Его глаза были наполнены и удивлением, и страстным желанием, и неуверенностью. Его руки ласкали ее с нежностью, которая отзывалась дрожью в каждой клеточке ее тела.

— Кэтлин, родная, — слова, произнесенные на ирландском, ласкали ее слух, звучали удивительно и странно. — Это чудо, что ты, наконец, пришла ко мне.

Она запустила пальцы в его волосы.

— Чудо произошло тогда, когда я сорвала розу и пожелала тебя, и ты пришел ко мне.

— Иногда я думаю, что был послан.

Она замерла, удивляясь его словам.

— Волшебство это или случайность, — заявила она, — не имеет никакого значения, — она дотронулась до него, восхищаясь тем, как оживает его тело под ее нетерпеливой рукой.

Он глубоко вздохнул.

— Ради Бога! Помедленнее, женщина!

Она радостно засмеялась и замедлила, но не прекратила свои ласки.

— Я беспокою тебя, Весли? Он поднялся на колени.

— Да, и ей-богу, мне нравится это. Такая открытая, страстная и честная. Но не ты ли умоляла о поэзии?

Она кивнула, глядя на блики от огня, мерцающие на его теле.

— Отлично, — сказал он, — потому что на меня нашло вдохновение.