— Ты рассматриваешь Повелительницу как капитана, командующего девами-солдатами?

— Да, и ведущую войну с помощью своей магии.

— Возможно и так, — согласился Эрмик. Не спрашивая у Махбараса разрешения, он подошел к стоящему на каменный опоре кувшину из-под вина, наполовину наполненному холодной водой. Капитан заметил, что руки у шпиона немного дрожали, когда он наливал себе новую чашу. Когда он осушил ее одним глотком, его руки стали дрожать еще сильнее.

— Именно так, — заявил Махбарас. — И мудрый капитан всегда придерживается одного правила: никогда не предавайся удовольствиям, которые запрещаешь своим воинам. Думаешь, Хауран выгадает от мятежа дев, который приведет к войне в долине и разрушит все наши планы относительно Турана?

— Нет, — сказал Эрмик. — И наш родной город тоже не выгадает, если женщина, которой пренебрегли, повернет против нас. Как по-твоему, долго ли мы проживем, если Повелительница Туманов обрушит на нас свою магию?

Махбарас ответил, что он сомневается в том, чтобы человек мог измерить такой короткий промежуток времени. Эрмик кивнул:

— Значит, не следует допускать, чтобы Повелительница сочла, будто ею пренебрегают, даже если это заставит дев поревновать. Тогда нам не придется сильно ее опасаться. Если мужчина осмотрительно подойдет к Повелительнице, их и вовсе не придется опасаться.

— Это означает, что нужным нам человеком ты быть не можешь, — заключил Махбарас. А затем резко закрыл рот, щелкнув зубами, так как сообразил, что попал в хитрую западню Эрмика.

Он заставил себя рассмеяться:

— Вижу, ты уговорил себя выполнить пожелания Повелительницы, а ведь она может захотеть послушать, как ты поешь кабацкие песни и жонглируешь сушеными козлиными ушами.

Эрмик засмеялся вместе с капитаном. После того как оба отсмеялись, Махбарас налил и себе, и шпиону еще вина. Они допили этот кувшин, но капитану и все вино в мире не ответило бы на один мучивший его вопрос:

«Как, во имя всех богов, обыкновенному мужчине ублажить колдунью?»

* * *

Песчаная буря налетела ночью и бушевала весь следующий день. В пределах лагеря не было никакого колодца, так как Хезаль и Конан выбирали место, где легко защищаться. Однако колодец находился поблизости, и с помощью веревки, протянутой от ближайшего сторожевого поста к колодцу, водоносы могли сновать туда-сюда, даже когда песок сокращал видимость до расстояния вытянутой руки.

Один Зеленый плащ, новичок, еще не усвоивший жестоких уроков пустыни, отошел от этой веревки. К счастью, у него хватило ума оставаться там, где его застигла ночь, и так как он возвращался от колодца с полными бурдюками воды, то не страдал от жажды.

Утром этот воин вернулся в лагерь. Кожа у него горела от ветра с песком, но в остальном он остался невредим, и Хезаль приказал сворачивать лагерь. С темного неба все еще сыпался песок, и горизонт был почти виден, но капитан сказал, что на следующей стоянке будет два колодца и там можно удержаться хоть против целой армии.

— Даже рвущейся в бой армии, не считающейся с потерями, лишь бы уничтожить врага? — уточнил Конан.

— Ты хорошо понимаешь дикарей пустыни, Конан.

— Я же киммериец… Я ответил на твой вопрос?

— Не совсем. Я собирался сказать, что понимаешь ты их хорошо, но не до конца. Никакой вождь не обречет на смерть слишком много воинов. Ведь после битвы те, кто остался в живых, могут обратить свой гнев против него. И даже если они сохранят ему верность, но их останется слишком мало, то его племя или клан может пасть жертвой более многочисленного врага, или сам вождь может пасть от руки кого-нибудь воина, метящего на его место и имеющего много сторонников.