Конан успел подобраться к малышу и схватить его. Тот ударил Конана кинжалом, который, похоже, был его единственным оружием и оказался достаточно острым, чтобы пополнить коллекцию ран киммерийца. Дикарь брыкался и вопил тонким голосом, заставившим Конана подумать, что он, возможно, захватил в плен евнуха или подростка.
Но все это не помешало Конану скрутить противника. А Фарад тем временем убил лучника. Афгул настолько твердо решил убивать бесшумно, что дал этому типу достаточно времени, чтобы поднять тревогу. К счастью, при виде выросшего над ним Фарада третий воин, казалось, онемел. Он попытался сменить оружие с лука на талвар, но на середине обмена сандалия Фарада погрузилась ему в живот. И лук, и сабля упали на песок, а воин повалился поверх их.
Фарад посмотрел на свою жертву:
— Он нам нужен?
— Нет, — ответил Конан, связав и заткнув кляпом рот своему пленнику. — Сомневаюсь, что тебе понадобится даже связывать его. Только к вечеру он сможет снова безболезненно втянуть в себя воздух.
Пленник Конана находился в лучшем состоянии. Хотя он не мог ни говорить, ни бороться, так основательно его связали и заткнули ему рот, его большие глаза с подведенными краской веками красноречиво прожигали взглядом Конана и его спутника.
— А этот петушок-то боевой, — заметил Фарад, слегка пнув пленника по ребрам. — И посмотри на качество халата и пояса. Готов поспорить, сын вождя.
Конан осмотрел халат и пояс, а также и то, что находилось под ним.
Он опустился на колени и провел рукой по плечам пленника, а затем по груди.
— Ха! — хмыкнул киммериец. — Ты проиграл бы этот спор.
— Э? — промычал Фарад, сбитый с толку поведением Конана.
— Скорее всего мы поймали дочь вождя.
— У, — снова промычал Фарад, на сей раз довольно плотоядно.
Конан покачал головой:
— Она хорошая заложница, покуда невредима — и ни мгновением дольше. А в нашем положении один заложник стоит десяти женщин.
— Скажи это ребятам, которые много месяцев не видели женщины, — пробурчал Фарад. — Мне не очень улыбается драться с Зелеными плащами из-за этой крохи.
Женщина, казалось, не понимала речи афгулов, но по тону говоривших она догадалась, о чем идет речь. Глаза у нее округлились, а дыхание участилось.
Конан взвалил пленницу на свое массивное плечо и слегка похлопал ее по заду.
— Не беспокойся, девочка, — сказал он по-турански. — Кроме того, что ты хорошая заложница, ты достаточно боевая, чтобы к тебе относились как к воину. Всякий, кто полезет к тебе, поплатится жизнью.
— А я поддержу моего вождя клинком и кровью, — добавил Фарад, и хотя он говорил на афгули, женщина уловила его интонацию и, казалось, расслабилась.
Потом Конан зашагал назад широким шагом горца. А Фарад охранял его тыл. К тому времени, когда дикари подняли тревогу, киммериец и афгул уже вернулись в свой лагерь.
* * *
Женщину эту — едва ли, впрочем, женщину, так как она призналась, что ей не больше девятнадцати лет, а выглядела она и того моложе, — звали Бетиной. Она доводилась сестрой Дойрану, наследнику вождя племени экинари и брату по крови вождя гирумги. Она путешествовала со смешанным отрядом экинари и тех гирумги, кто спасся после битвы на юге.
Все это она охотно рассказала, после того как они добрались до лагеря…
Фарад и Конан привели ее в свой лагерь, развязали ей ноги и вынули кляп. И не успели они и пальцем пошевелить, как из пыли выскочил человек, замахнувшийся ножом для удара.
Конан преградил ему дорогу ударом ноги. Незнакомец споткнулся об эту напоминающую древесный ствол ножищу и растянулся на земле. Нога Фарада придавила ему запястье, он завизжал. |