* * *
Конан осторожно переместил свой вес так, чтобы сдвинутый с места камень не откатился достаточно далеко. В пустынной ночи все замерло, ветер спал, как и весь мир.
Или, скорее, как должен был спать весь мир, по мнению разбойников.
Предложенная Конаном ловушка была простой. Основной отряд туранцев остановится на привал в тени скал, выбрав такое место, где никто не сможет ударить сверху, если только не прилетит верхом на орлах.
Караулить лагерь они будут шумно и расхлябанно, словно считают себя в полной безопасности, как у себя дома. Пусть разбойники увидят легкую добычу.
Когда стемнеет, начнется пир, хотя Хезаль поклялся, что кастрирует всякого, кто на самом деле выпьет хоть каплю вина. А тем временем отряды воинов, отобранных за сноровку в обращении с оружием и остроту ночного зрения, незаметно расползутся в разные стороны по трем азимутам, охватывающим все подходы к основной группе.
Всякий, кому вздумается убивать и грабить ничего не подозревающих и не способных сопротивляться воинов, столкнется с неожиданным сюрпризом.
Плеча Конана коснулась тонкая рука. Он не шелохнулся, но сердце у него в груди так и екнуло. Наверно, мысль о смерти была дурным предзнаменованием.
Однако он не нанес удара, потому что в следующий миг та же ручка коснулась его губ. Он почувствовал у себя на губах тонкие, но сильные пальцы и учуял запах женщины и самых слабых духов.
Глаза Конана уже привыкли к темноте, и он без труда узнал Бетину. Трудно ему было понять, зачем она находится здесь, в засаде. Но он не мог спросить ее об этом сейчас, когда самый тихий шепот мог предупредить затаившихся врагов.
Девушка решила этот вопрос за них обоих, скользнув в объятия киммерийца. Ее головка легла на могучее плечо воина, а губы оказались у самого его уха. Ощущать эти губы было более чем приятно, особенно их тихое трепетание, пока девушка объясняла киммерийцу причину своего неожиданного появления.
— Эти воины относятся к своей роли слишком серьезно. Они только и знают, что петь одну похабную песню за другой.
Конан переместился так, чтобы ответить Бетине тем же способом, как она говорила с ним. Почувствовать под губами ее ушко было более чем приятно.
— Ты не садовая роза, чтобы зачахнуть от нескольких грубых слов. Скажи правду.
Бетина немного помолчала, а затем ответила:
— Я вижу, ты знаешь женщин.
— Если б я в моем-то возрасте не знал их, то это выглядело бы странно…
— Наверно. Но, по закону, я могу стать вождем экинари и гирумги вместо Дойрана, если смогу сражаться как мужчина.
— И как же сражаются мужчины у экинари?
— Они должны… Они должны быть мужчинами, а не евнухами и должны побеждать врага в бою.
От этих слов кровь Конана заструилась по жилам чуть быстрее.
— Это не игра, Бетина. Тебя могут убить.
Эти разбойники не друзья экинари, да и любому другому племени тоже. А жители Хаурана и того меньше. Я пришла сюда не ради развлечения, Конан.
Киммериец поборол душивший его смех:
— Развлечения бывают разными. Но, согласен, темная канава, где ждешь в засаде блохастых разбойников, веселым местом не назовешь. — Он сжал восхитительно твердое и округлое плечо девушки. — Думаю, ты сочтешь меня столь же умелым, как…
Киммериец внезапно оборвал фразу на полуслове. В паузе между доносившимися из лагеря песнями его ушей достиг иной звук. Он мог быть вызван снова поднявшимся ветром, но мог оказаться и шорохом осыпавшегося под неосторожной ногой песка.
Самым разумным было дождаться следующей ошибки подкрадывающегося врага. Бетина напряглась, но не издала ни звука, за исключением слабого шороха, когда извлекла кинжал из-под одежды.
Звук раздался вновь. На этот раз это был, несомненно, звук шагов. |