Конану пришло в голову, что если старуха, которой он не имел никаких оснований доверять, даст свое дозволение, то он станет покойником еще до того, упадет на землю. Второй раз лучники не промахнуться.

Но эти люди вели себя не как враги. Если они не были ему врагами, то не стоило обижать их. К тому же, Конан теперь разглядел головной убор человека, которого использовал как щит. Было еще слишком темно, чтобы разобрать цвета, но узор на головном уборе был такой же, как у Бетины.

Конан встал, не отпуская пленника.

— Отпусти Горока. — Старуха говорила тоном человека, привыкшего приказывать. «Кто она? Мать Бетины? Колдунья племени?» Кем бы они ни была, Конан решил, что к словам этой особы следует прислушаться. Хотя, прежде чем освободить Горока, он обнажил и меч, и кинжал.

— Да-с-с-с. — Единственное слово, которое прошипела старуха, неприятно напомнило Конану о звуках, слышимых в храмах Сета — Большого Змея, когда наступало время выпускать священных змей.

Конан поклялся, что если старуха сейчас превратится в змею, то это будет ее последним деянием в этом мире.

Но вместо этого старуха снова рассмеялась:

— Дурни! Это же тот воин, с которым путешествует Бетина! Я видела его во сне, и после этого кто-нибудь из вас посмеет отрицать, что я настоящая прорицательница?

Никто не посмел. Старуха и впрямь говорила, как какая-нибудь древняя деревенская ведьма Киммерии, одна их тех женщин, которых почитали и страшились, даже когда те бывали в хорошем настроении.

— Я друг Бетины, — объяснил Конан, тщательно подбирая слова. — Если вы ей родня или друзья, то я едва ли могу быть вашим врагом.

— Ш-ш-ш! — прошипел кто-то. Конан услышал этот универсальный призыв к молчанию и пригнулся, напружинившись. Сделав это, он понял, почему всадники еще не атаковали. Либо они были товарищами этих воинов и, следовательно, союзниками, либо они увидели кочевников и маневрировали, разворачиваясь, чтобы напасть на них.

Конан не знал никакого бога, которого можно было истинно и надежно подкупить жертвоприношениями. Знай он его, то с радостью пообещал бы такому богу все, что только можно вообразить, лишь бы только разобраться в том, что происходит.

Наверное, какой-то бог услышал часть безмолвной просьбы киммерийца. Разбойники-всадники устали ждать.

Как бы там ни было, слова киммерийца оборвал цокот копыт. Конан рванул к более возвышенному участку местности и увидел, что другие тоже двинулись следом за ним. Не побежала лишь старуха, но она шла достаточно живо для человека своего возраста.

Если ее смех солгал, не была ли она ведьмой?

Вполне вероятно, нашептывал Конану голос опыта. Он также говорил киммерийцу, что мало кто из владеющих магией служил какому-нибудь доброму делу. Но если эта женщина и впрямь друг Бетины, то их цели могут совпадать.

У Конана больше не осталось времени на раздумья, так как на него и его новообретенных товарищей налетели всадники.

Четыре-пять разбойников скакало чуть позади и в стороне от товарищей. Конан же держался чуть в стороне от новых союзников, и эти отбившиеся всадники налетели на одинокого киммерийца. Завидев легкую добычу, они победно закричали.

Разбойники сильно ошиблись, но не узнали об этом в последние оставшиеся у них мгновения жизни. Им пришлось бороться не только с силой, скоростью и воинским опытом киммерийца. Им приходилось бороться с человеком, ставшим закаленным воином еще до того, как он впервые в жизни проехал на коне. Более того, Конан был сыном Киммерии, страны, никогда не знавшей конной армии, но уничтожившей не одно конное войско. Конан знал все о том, как пехотинец может одолеть всадников.

Он бросил одной лошади в морду горсть песка, затем метнулся в сторону от нее и нырнул под рубящий удар меча ее всадника, чтобы перерезать сзади подколенные сухожилия следующей лошади.