Приказчик поставил сына с
лопатой на легком ветерке, приказав ему перекидывать какие-то хлебные
осадки; сам с палкой походил, как говорится, помозолил между молотниками,
сел на каурую кобылу и поехал рысцой в поле к пахарям.
Появление нового лица на селе, а особенно на огульной работе, всегда
вызывает заметное впечатление. Тут же явилось такое любопытное лицо, как
сын старого волкодава, бывшего голопятого Ромашки Танцура, сын приказчика,
двенадцать лет бывший в бегах. Мужики исподлобья смотрели на него,
постукивая по снопам цепами. Бабы, особою пестрою толпою молотившие в
стороне овес под надзором десятского, мало-помалу, едва уехал долговязый
Роман, будто отдыхая, стали облокачиваться на цепы и смотреть во все глаза
на Илью, тихо перешептываясь между собою.
- Чего не видели, пучеглазые! - зевая, крикнул десятский, более по
привычке, чем из рвения к опостылевшей ему самому работе.
Он также лишний раз повел глазами на Илью, который в щегольских
высоких сапогах, в нанковых шароварах и в синей чуйке усердно вскидывал
лопатой сорную труху, не поднимая глаз от земли.
- Такое же иродово зелье будет! - с холодною злобою сказала одна из
более бойких баб.
- А одежа-то, одежа! - подхватила вполголоса другая. - Как на свадьбу,
псенок, вырядился. Туда же! С нашего брата, беглого, сейчас бы сняли чужую
одежу, допросили бы; а его, в чем пришел, сюда приставили! Верно в
помощники себе готовит...
"Душегубово племя!" - "Не сеяно растет!" - "Чай прибыл с батькой
распивать!" - "С господами станет ведаться!" - "В приказчицкие доносчики,
хамово отродье, скоро попадет!" - раздались кругом отрывистые, сперва
сдержанные голоса. Десятский громко засмеялся, зевая и палкой колотя по
земле.
- И теперь француз наезжает сюда почти задаром! - заметил и он тихо, -
а как сойдутся отец с сыном, нам хоть по лесам разбежаться.
Илья с мучительной тоской глянул искоса вокруг себя, собираясь перейти
от одной кучи трухи к другой. Десятки любопытных, сердитых и недружелюбных
лиц по-прежнему пристально смотрели на него. Илья взмахнул лопатою и, будто
ничего не слыша, стал опять работать.
- Молчит! - шепнул кто-то из мужиков на всю толпу.
- Воли налопался! - резко сказала баба, - подавиться бы тебе,
душегубово семя!
- Эй, вы! работать! - отозвался десятский умышленно строгим голосом.
Работа пошла своим чередом. Тяжело дотянулся день для Ильи. Нелегко
прошли первая и вторая недели. Стали косить первые поемные луга. То же
повторилось с Ильёй и на лугу, когда он, в числе ста или двухсот косарей,
очутился среди густой травы на прибрежье Лихого. |