Пакеты с
надписями "конфиденциально", "весьма нужное", "в собственные руки" и "к
немедленному исполнению" - в первый раз остались нераспечатанными. Бледное
мертвенное утро занялось над Петербургом. Рубашкин подошел к окну. Дворники
в нескончаемый раз сметали снег и вчерашний песок с тротуаров, торопливо и
важно производя эту работу, будто подметали улицы для последнего страшного
суда. Бледные чиновники спешили во всех направлениях в свои канцелярии.
"Ум провинций!.. Жизнь областей!.. И точно... Вот она, новая наша
заря!" - сказал со вздохом Рубашкин, отпер стол, достал бумаги и стал
писать докладную записку к своему министру. И в то время как
департаментские политики, разбирая в числе других и его карьеру, решали
задачу, чем будет впоследствии Рубашкин и скоро ли его сделают сенатором
или товарищем министра, - нежданная громовая весть разнеслась между его
подчиненными и знакомыми. Министр принял его просьбу. Рубашкин выходил в
отставку...
- Что с вами! Вы оставляете службу? - спрашивали его знакомые,
тоскливо и с сожалением заглядывая ему в лицо.
- Бумажное царство в России кончилось! - отвечал Рубашкин.
- Вы только не хотите сами этого заметить и в том сознаться. Дадим
место молодежи...
Он распродал мебель, зеркала, лучшие бронзы и картины, оставил себе
только несколько любимых вещей, еще способных убрать одну или две небольших
комнаты. Эти остатки уложил в ящики, сдал их в контору транспортов, взял с
собою один чемодан, сел в вагон и поехал в Москву, а оттуда в Малороссию.
Одна мысль наполняла его; уйти от неблагодарного Петербурга, пожить на
свободе, на родине, упиться ее красотами. Адриан Сергеич соображал
несколько смутно, что на юге России у него из родни должны оставаться два
двоюродных брата: один - в бедном полтавском хуторе, где гостил иногда и
его покойный, безземельный отец и откуда его самого повезли на службу, а
другой - в какой-то степной полутатарской пустыне, где-то невдалеке от
Новороссии, на юге, за Волгой. Он с ними лет двадцать уже не переписывался
и наверное не знал, живы ли они. "Ум провинций, вот оно что! самоуправление
областей!" - шептал Адриан Сергеич, проезжая срединные русские губернии и
приближаясь к Малороссии. Где-то на дороге попался ему воз, запряженный
волами, мелькнули белые избы. Далее звучно раздалось некогда родное для
него украинское наречие. Сердце по старине у Рубашкина дрогнуло, он
высунулся из кареты и долго не мог сквозь слезы разглядеть чуть памятные
ему с детства поля и хутора, которые уже замелькали вокруг дороги. Карета
сменилась перекладной. Тройка своротила на проселок. Пошли топкие
зеленеющие берега Ворсклы. |