Изменить размер шрифта - +
Найдя глазами образа, Илья с чувством перекрестился,
пока  приказчик с удивлением его рассматривал, держа свечу в руках, и упал в
ноги отцу.
     - Батюшка, не обидьте, благословите меня! Я ваш Илько!
     -  Илья,  Ильюша!  -  крикнула  женщина, убиравшая со стола. Она быстро
обернулась и, уроня на лавку поднос с посудою, кинулась сыну на шею.
     -   Илько!   -   проговорил,   в   свой  черед  тронутый  и  пораженный
неожиданностью,  приказчик,  торопливо ставя свечку на стол. - Вот не ожидал
дорогого  гостя!  А я в обход было шел посмотреть, все ли сторожа на местах!
Господи...  вот  гость!  -  Роман  дрожащими  руками  снял  с  гвоздя икону,
благословил  ею сына, дал ему ее, а потом свою руку поцеловать и заключил: -
Ну,  полно,  жена,  выть  над  ним  да  обнимать  его, теперь пришел, так уж
насмотришься,  налюбуешься им! А лучше давай-ка ему поесть; верно, голоден с
далекой  дорожки.  Вздуй огня в печи, яичницу, что ли, ему изготовь, пока мы
о деле потолкуем.
     Седая  Ивановна, утирая радостные слезы, встала, опять кинулась к сыну,
посмотрела   на  него,  сняла  с  него  пояс,  чуйку,  заплакала  и  тут  же
засмеялась, качая головою.
     -  Так,  так,  Илько; хорошо, что ты воротился. Ей-богу, хорошо! А я-то
уж  считал,  что  ты  пропал  навеки: панихиды по тебе служить собирался, да
твоя  мать  вон  все  останавливала, говорит: еще подожди, сердце чует - жив
Илько. А сколько будет лет, как ты в бегах был?
     - Двенадцать!..
     -  Точно, двенадцать, я тогда еще в рядовых, кажется, был. Да... теперь
уже  десять  лет  в  приказчиках  состою.  Всем  селом заправляю. Ты, верно,
слышал, Илько?
     -  Слышал, - отвечал Илья, рассматривая смуглые, будто из меди вылитые,
черты  отцовского  лица,  его  черные  густые  брови, карие глаза и черные с
проседью, под гребенку стриженные волосы, курчавые, как и у Ильи.
     Рослый  широкоплечий  стан  отца  был по-прежнему прям и крепок, только
стал  сильно  полнее  с той поры, как он с длинною палкою перестал ходить за
скотом  и,  в  потертой  сермяге  стоя  в  поле, жаловаться на судьбу одному
перелетному ветру.
     -  Много  воды  утекло  с  тех пор, как ты в бродяги пошел, Илько... Да
наехал  барин  после тебя. А тут немца сместили, меня наставили. Ну да о том
после...  Пожалел  я  тогда,  что тебе сам же совет дал и что ты утек. Через
разных  бродяг  о  тебе разведки делал, в полицию явки давал. Хорошо, что ты
воротился.  А  было  бы  еще  лучше, кабы воротился прежде. Нужен ты мне был
тогда,  да  и  теперь  еще  более, пожалуй, будешь нужен. Ведь ты грамотный,
кажется?
     -  Выучил  тогда пьяный немец... Помните, как бил? Струны проволочные в
розги ввязывал. Уксусом после кропил...
     -  Так,  так.  Да  давай  же,  жена, гостю дорогому поесть скорее! А не
выпьем ли мы на радости, Илько, водочки? Пьешь?
     - Нет, не пью.
Быстрый переход