Ну а когда стемнело, я вновь повернул стопы в сторону дядюшкиного трактира и недобро оскалился: там у меня остался еще один должок, который следовало вернуть.

Полагаю, пока было светло, братец не утерпел и все-таки сбегал по приметному адресу, проверить, все ли Ошши сделал, что обещал. Там Тарр, естественно, нашел следы борьбы, окровавленную одежду и подсохшую лужу крови, сделавшую мою маленькую мизансцену более достоверной.

Отсутствие трупа в таком районе было объяснимо – даже в светлое время суток всякой швали там обитало немало. Поэтому заметить бездыханное тело могли с одинаковой степенью вероятности и бомжи, и бродячие псы, и вездесущие крысы. Объесть его за такой короткий срок, конечно, никто бы не успел, но раздеть, привязать к ногам камешек побольше и скинуть с пирса – легко. Поэтому, полагаю, братец получил достаточно доказательств моей смерти. Ну а то, что Ошши после этого пропадет из поля зрения… что ж, профессия убийцы трудна и опасна. Подмастерья, а тем более ученики, зачастую не выдерживали темпов обучения, калечились, бесследно исчезали на заданиях, и никто не мог гарантировать им вечной жизни.

Конечно, наставник Ошши наверняка заинтересуется судьбой ученика. Но вряд ли будет всерьез его искать. Ученики в гильдии хасаи – никто. Расходный материал. Им и заказы-то запрещено было брать, поэтому я не сомневался, что сделку с Тарром Ошши заключил незаконно. А значит, и братец, в случае чего, будет молчать, иначе за нарушение правил гильдии его же первым и закопают.

В его комнату я явился ближе к полуночи и терпеливо дождался там появления братца. Заодно как следует подготовился, настроился. Добыл все необходимое для создания нужного антуража. В том числе притащил кусок железа, некогда использовавшийся в качестве лежанки для моих улишшей. Подстелил под ноги, чтобы не грохнуться с высоты второго этажа. Когда кузен пришел со смены и улегся спать, я даже выждал, когда он уснет. И только после этого выбрался с изнанки, перекосил рожу как только смог и заунывным голосом провыл:

– Та-а-а-арр… ты-ы-ы меня про-о-одал…

Братец подскочил на кровати как ошпаренный и сразу увидел меня, идущего к нему с вытянутыми руками. Для достоверности я дал Ули разрешение изуродовать мне лицо, разукрасил себя кровавыми разводами, обзавелся лохмотьями сползающей кожи, глубокими язвами, как у недельной давности трупака. А венчал все это ужасающее великолепие болтающийся на ниточке глаз, с которого то и дело срывались вниз темные капли.

При виде вот такого «Рани» Тарр разинул рот, поперхнулся, а потом вдруг тонко, по-бабьи завизжал.

Тьфу. Нет чтобы стулом кинуться. Ну или хотя бы подушкой. Да чем угодно, блин, он вообще мужик или нет?!

Но братец вместо этого просто отпрянул к стене, затрясся как осиновый лист и завыл на одной высокой ноте, не сводя с меня вытаращенных, полных животного ужаса глаз. А когда я, подволакивая ногу, со стенаниями, обвиняя его во всех смертных грехах, дотащился до кровати, этот поганый трус не придумал ничего лучше, как обмочиться и грохнуться в обморок.

Вот же ссаный щенок.

Поглядев на источающее омерзительный запашок тело, я сплюнул, запихнул на место вываливающийся глаз и, услышав торопливые шаги в коридоре, утопал обратно на изнанку.

Что ж, удовольствие я получил. Если батя сейчас как следует потрясет сыночка, то правду непременно выколотит. Накажет или нет, дело десятое, а вот огласке дело точно не предаст – отношения с гильдиями портить было себе дороже. Зато обо мне он точно вспоминать перестанет, и это к лучшему, ведь у меня на этот мир свои планы. И чужие родственнички в них точно не вписывались.

Дверь была даже с виду тяжелой, внушительной, сделанной из темно-красного дерева и с затейливой резьбой на панелях. Дверная ручка тоже выглядела как произведение искусства. Но в коридоре второго этажа, где Макс выделил нам апартаменты, все двери были такими.