«Стало быть, в один конец час, час двадцать… – соображал Колька. – Так, а вообще с какой скоростью можно по лесу, по целине на лыжах-то идти, да еще на этих дровах? И наверняка смазанных не той мазью. Километра три в час, не больше. Вот для чего, оказывается, математика-то требуется… отсутствовал он три часа, стало быть, трижды полтора… четыре километра с половиной, ну пусть пять».

Колька осторожно, краешком мелка, очертил по карте одну дугу, в четыре с половиной километра, потом, подумав, прибавил еще одну, но уже на пять. Внутри образовавшегося полубублика имели место – ручей, болото и какое-то урочище Млин.

«Да уж, точнее не скажешь, – хмыкнул Колька, – полный млин. Но в целом это уже что-то…»

А вот что? Это пока было покрыто мраком. Обдумывая возможные варианты и занятый этим до полного самозабвения, Колька спешил вернуть карту доброму Остапчуку и чуть не подпрыгнул, когда добрый Остапчук зарычал:

– Это еще что, я тебя спрашиваю?

– Елки… то есть виноват! – Колька принялся быстро и как можно аккуратнее стирать следы своих изысканий.

Удовлетворенный его рвением, Остапчук тем не менее зорко бдил, чтобы и следа мела на карте не осталось.

– Смотри у меня… это еще что за геометрия у тебя?

– Ничего.

Остапчук, присмотревшись, ткнул толстым пальцем в точку на карте:

– А, Млин горелый. Тут в свое время, еще до войны, дом лесничего стоял, мы еще мальцами туда бегали. Грибы-ягоды. Был там такой дед Петр, с империалистической войны на культях вернулся. Ох и рукастый, все дубы сажал да выхаживал. А уж байки травил – домой возвращаться боялись.

– Что, недалеко отсюда? – невинно спросил Коля.

– Да с час ходу. Как Петро помер, так и сгорел дом. Так, ты чего тут? Сыпь отсюда.

Столкнулись в коридоре с Акимовым, который выходил из «парилки» – так теперь именовался кабинет начотдела, – как из настоящей бани – красный и мокрый.

– Салют, Пожарский, как жизнь молодая? Опять в индейцев играешь?

– Да так… – неопределенно протянул пацан. Очень ему хотелось поспрашивать, что там с Черепом, да и вообще, но, глядя на Акимова, не решился. Что-то подсказывало, что не до него сейчас человеку.

Однако, на Колькино счастье, Акимов собирался перекурить очередную головомойку на свежем воздухе, грех было не отправиться с ним – все равно ж по пути.

На улице предложил Акимову «герцоговину», тот крякнул, глянул с братским укором, но взял. Подымив в полном молчании с полминуты, Сергей начал сам:

– Откинулся Череп.

– Как?!

– Застрелился. Из «мелкашки». Снял сапог, улегся, дуло в рот – и вася-кот.

– Точно?

– Точнее не бывает, сам видел.

– Дела-а‐а…

Посидели молча, потом Николай попытался начать:

– Так ведь Герман…

– Так, Пожарский, – строго начал Акимов, отщелкнув окурок, – ты со своим Германом уже даже меня задрал. Сказано тебе – застрелился Череп, что тебя не устраивает?

– Вакарчук не устраивает, – тихо, но упрямо ответил Николай. – Не устраивает, что он о чем-то с Черепом сговаривался, что у них общие дела, а всем положить на этот факт, что он тушенку скупает чужими руками и таскает куда-то…

– Какую тушенку, что ты мелешь?

– А такую, в магазине, – запальчиво проговорил пацан.

– Ну да, скажи еще, что он спекулянт.