– Лизонька…

– Мне не нужны неприятности. Прощайте.

Задергались, раздувшись, ноздри, зрачки сузились, как прицел, загуляли по широким скулам желваки – Елизавета Ивановна, мысленно застонав, отвернулась.

– Как знаешь. Смотри не передумай, – процедил Герман.

Дверь закрылась. Елизавета Ивановна вернулась к бутылке и одиноким слезам. С утра она очень порадовалась, что догадалась утопить в Оленьем пруду личный браунинг, иначе не дожить бы ей до утра. Или, что еще хуже, кому-нибудь из соседей.

* * *

– Минхерц, говоришь, – проговорил Сорокин, выслушав доклад подчиненного. – Ну что же, и такой тут есть.

– Где? – переспросил Акимов с изумлением.

– А вот тут, как раз в папочке.

И вновь он достал бумажку из бездонной папки, полученной из «источников».

– Применительно как раз к фон Дитмару. Есть копия протокола его допроса после сдачи в плен, очень много познавательного. Но сейчас не об этом, а вот о чем.

Он пошуршал листами, влез в какой-то конверт с фото, сверился с текстами, но ничего Акимову не стал показывать, а изложил сухо:

– В этой ваффен-гренадерской имел место некий таинственный Минхерц. Фон Дитмар утверждает, что имени-фамилии ни он, ни кто-то еще не знал. Свободно владел английским, без акцента говорил на немецком, на русском. И, что характерно, бегло балакал и на мове. Отличался – внимание! – любовью к книгам, исключительной меткостью стрельбы, сентиментальностью, болезненной опрятностью и боязнью крови. Каково?

Акимов скрипнул зубами:

– Ну так волкодавов звать надо, Николай Николаевич. Если это действительно он… А если не успеем?

– Погоди. У него при себе оружия наверняка нет, – заметил Сорокин. – Где он его хранить-то будет, не в библиотеке же? Тем более ее один раз уже обыскивали, он начеку. Стало быть, перед операцией он должен будет наведаться в свой тайник…

– В который он и наведался, – подхватил Акимов и, судя по лицу начальства, понял, что и оно об этом подумало. В пользу этой версии говорили два подстреленных оборванца.

– Стало быть, с немалой долей вероятности, оружие у него уже имеется.

– Взять под охрану «курятник»?

– Для этого надо вызывать людей, а это тоже время. И к тому же, если он нацелен на него, то, скорее всего, тотчас поймет, что раскрыт. Максимум, чем располагаем, – Остапчук. А его жалко. И Кадыра тоже.

Снова повисла вязкая, тяжелая тишина.

– Ну что, Акимов, стало быть, придется нам с тобой, – деловито констатировал Сорокин, – вариантов иных нет. Стреляет он, конечно, дюже гарно, но всех-то не перебьет, как считаешь?

– Патронов не хватит на всех, – в тон ему ответил Сергей.

– Хватит, – заверил капитан, – но момент со стрельбой смущает. Сам понимаешь. Что может быть хуже стрельбы в населенном пункте, да еще в детском учреждении – и это после того как и преступника-то мы вычислили, и характер его установили более или менее четко…

– Чего ж не четко, сколько времени работаем бок о бок, – невесело пошутил Акимов.

В дверь тихонько постучали.

– Кто там такой деликатный? – удивился капитан. – Войдите.

На пороге показалась Ольга Гладкова:

– Добрый вечер.

– Привет. Тебе чего? – без обиняков спросил Сорокин.

– Я тут к вам с предложением, – смущенно, но твердо отозвалась она.

– Прямо так? Излагай, только быстро.