— Нет. — Поль слабо улыбнулся, заметив ее замешательство, но улыбка отнюдь не выглядела злорадной. — Знаком я с ним не был, хотя и слышал, что он был замечательнейшим человеком. До такой степени, что у Теодоры никогда не возникало желания вновь соединить себя узами брака.

Шарлотта притворилась, что ей трудно поверить в такое, хотя, сказать по правде, мысль о новом браке, случись что с Питтом, казалась ей самой довольно-таки абсурдной.

— Пусть бы даже исключительно для того, чтобы чувствовать себя за спиной у мужа в большей безопасности? — Она попыталась придать голосу побольше искренности. — В конце концов, у нее ведь двое детей.

— И блестящий ум деловой леди. — Теперь Аларик уже открыто забавлялся. — Правда, тем, чем она занимается, не принято хвалиться в обществе — вследствие чего, полагаю, она и предпочитает помалкивать о своем бизнесе. Особенно с тех пор, как в сфере ее интересов оказались всевозможные ванные разности… — Его улыбка сделалась еще шире. — И совсем не те, которые леди с Рутленд-плейс сочли бы подходящими, — дизайн ванн и прочая сантехника. К тому же Теодора одарена богатейшим воображением в том, что касается продаж, и крайне педантична в делах финансовых. Полагаю, она уже добилась на этом поприще значительных успехов.

Шарлотта знала, что на лице ее застыла глупая улыбка. Это было так смехотворно безобидно, даже потешно, что хотелось рассмеяться. Совладав с эмоциями, она уже начала подниматься, но не успела подобрать слов извинения, как горничная вновь открыла дверь, чтобы вкатить столик с пирожными, и буквально тут же в комнату вошла Кэролайн.

Шарлотта замерла в нелепой позе, улыбка на ее устах угасла.

В первое мгновение Кэролайн не заметила дочь — взор ее, восторженный и возбужденный, был обращен на Аларика. Затем она увидела Шарлотту и тотчас же смертельно побледнела. Она смотрела на дочь, как на нечто рогатое, внезапно выросшее из-под земли.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Вкатившая столик горничная буквально остолбенела от испуга.

С неимоверным усилием Кэролайн сделала глубокий вдох, потом еще один.

— Прошу меня извинить, мсье Аларик, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Похоже, я вам помешала. Простите.

И, отступив за спину служанки, мать Шарлотты исчезла за дверью.

Шарлотта мельком взглянула на Поля Аларика: на его белом, потрясенном — такое же, должно быть, было и у нее — лице отразилось то же, что чувствовала и она сама. Пробежав через всю комнату, Шарлотта отодвинула в сторону служанку и широко распахнула дверь.

— Мама!

Кэролайн была в прихожей и не могла ее не слышать, но даже не повернула голову.

— Мама!

Лакей открыл парадную дверь, и Кэролайн вышла на солнце. Шарлотта последовала за ней. Выхватив на ходу из рук лакея накидку, она сбежала по ступенькам на мостовую и, поравнявшись с Кэролайн, коснулась ее локтя. Не глядя на дочь, та резко отдернула руку.

— Как ты могла? — произнесла она очень спокойно. — Моя родная дочь! Или твое тщеславие столь велико, что ты способна так поступить со мной?

Шарлотта вновь потянулась к ее руке.

— Ничего не говори, — Кэролайн резко отстранилась. — Ничего не говори, прошу тебя. Никогда больше. Не хочу даже знать тебя.

— Ты ведешь себя просто глупо, — сказала Шарлотта, не поднимая голоса, иначе их бы услышала вся улица. — Я пришла туда, чтобы выяснить, откуда у Теодоры фон Шенк взялись все эти деньги.

— Не лги мне, Шарлотта. Я вполне в состоянии и сама понять, что происходит!

— Уверена? — повторила Шарлотта, злясь на мать не из-за того, что та составила себе неправильное мнение, а из-за ее ранимости, из-за того, что та позволила себе погрузиться в мечты, грозившие разрушить все то, что имело в ее жизни хоть какое-то значение.