— Я сказал, нет! — визжит человек во всю мощь легких, и слюна брызжет с его тонких губ. — Я победил! Я!

Пистолет стреляет в третий раз, ошметки ворона разлетаются во все стороны.

У Джареда плывет и начинает темнеть перед глазами. Он отчаянно сражается с молнией на затылке, но она застряла. Наконец капюшон рвется, расходится по шву, он срывает маску и падает, сворачивается клубком на усыпанном стеклом цементе. Жалкая, болезненное создание из неживой плоти.

Человек с оружием смеется ужасным, истеричным смехом, который без единого слова исчерпывающе описывает безумие. Убедившись, что ворон окончательно, бесповоротно мертв, он направляет пистолет на Джареда.

— Что мне придется сделать, чтобы ты наконец принял меня всерьез? — вопит он. — Чтобы понял — тебе не взять верх? Что я никогда не остановлюсь!

Затем он вглядывается в полуразрушенное лицо Джареда и узнавание медленно проступает в его искаженных чертах.

— Ох, — говорит он, и смеха в его голосе больше нет. Он отступает на шаг. — Нет. Ты не он. Он умер.

Джаред открывает рот, чтобы посоветовать ему отъебаться, засунуть пистолет себе в задницу, но получается лишь сухой придушенный звук.

— Существуют правила, — недоверчиво говорит мужчина. — Есть правила, которые даже Они не могут нарушить. Джаред По мертв и это навсегда. Понятия не имею, что это за фокус, друг мой. Но это не сработает.

Он стреляет Джареду в грудь. Ребра разлетаются шрапнелью, разносят в клочья его сердце и легкие. Джаред опрокидывается на спину, кашляя артериальной кровью.

— Я знаю правила.

Следующий выстрел разрывает его живот, пуля застревает в позвоночнике.

— Неважно, насколько Они искажают правила, неважно, как Они извращают естественный порядок вещей… Я чист душой и телом, и я знаю эти проклятые правила!

Джаред выплевывает очередную порцию крови и беспомощно поднимает взгляд на бредящего человека. Открывает рот и слова выходят медленно, вместе с липкими красными брызгами:

— Ну так убей меня, — хрипит он. — Если… если знаешь правила… убей меня.

Мужчина в колебании кусает нижнюю губу. Джаред видит, как ходит вверх-вниз его кадык. Он наклоняется и приставляет оружие ко лбу Джареда, на сантиметр ниже дыры, которую уже оставил пистолет Хэррода.

— Нет, — говорит он секунду спустя. — Ты здесь не для того. Ты пришел меня убить, но не смог.

Пистолет исчезает, он выпрямляется.

— Чем бы ты ни был, я должен знать то, что знаешь ты. Про птицу, и видения, которые Они наслали.

Кажется, его глаза сияют как у ребенка, заглянувшего в коробку конфет. Он щелкает предохранителем и засовывает оружие за пояс брюк.

А потом раздается сухая канонада лопнувших веревок, мужчина поднимает взгляд и начинает вопить.

Лукреции неоткуда знать, сколько — минута, недели, — она провела, паря в сером тумане, холодном тумане со слабым запахом соли и засушенных цветов. Тут нет ни верха, ни низа, только расплывчатое ощущение ее тела. Временами она осознает себя, или память о себе, и нерешительно дотрагивается до лица, проверяя.

Когда она щурится в направлении ног, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в завитках дымки, ей чудится свет где-то вдалеке. Он кажется теплым, мягкой, слабо пульсирующей точкой в однородном пространстве. И было бы легко, она знает, устремиться к нему сквозь тысячелетия, сквозь немыслимые дали, и раствориться в нем, как полагается раствориться в конце концов всему. Отбросить боль и тяжесть бытия взамен на ослепительное мгновения покоя перед небытием.

Лукреция охватывает себя руками, подтягивает колени к груди и отводит взгляд.