Поэт стоял на высоте,
Вздымался на почетном месте,
Как бы распятый на кресте
Гвоздями почестей и лести.
Поэт стоял на пьедестале,
Поэта вовсе не пытали,
Как показалось мне вначале, –
Поэта славою венчали,
Которую творили там же
И разносили по рядам
Хлыщам в сертификатной замше
И скопищу замшелых дам.
Поэт стоял на пьедестале,
Поэта вовсе не пытали, –
Его в заоблачные дали
Несло фортуны колесо,
И ветры лести овевали
Его калмыцкое лицо.
Поэт стоял на пьедестале,
А с кафедры стихи читали,
Которые из года в год,
Писал поэт про свой народ.
В оправе лучших переводов,
Как будто не был никогда
Без следствия и без суда
Он изгнан из семьи народов.
Сейчас он мог бы крикнуть вслух
Толпе наемников и слуг,
Что был он сослан, а не признан,
Что по нему прошелся плуг,
Что он не человек, а призрак,
Что на судьбе его клеймо,
Что здесь не юбилей, а тризна,
И что стихи его – дерьмо.
Он мог бы крикнуть это вслух,
Но зал был слеп,
Но зал был глух:
Плелись интриги и альянсы,
Плелись лавровые венцы,
Читали письма иностранцы,
И нежились в объятьях шлюх
Старообразные юнцы
И молодящиеся старцы;
Менялись выставки в фойе,
Предполагались в холле танцы,
В буфете – крабы и филе.
И он смолчал: он много лет
Считал, что в правде смысла нет,
Он знал, как трудно быть поэтом,
Храня в кармане партбилет.
Не дорожил он партбилетом,
Но он привык уже к наветам
И славословию газет,
К своим незримым эполетам,
К американским сигаретам,
К удобным импортным штиблетам
И к плеску славы у штиблет.
Он позабыл, что был поэтом:
Давно он умер как поэт.
Переводы
Оскар Уайльд
Баллада Рэдингской тюрьмы
Памяти К.Т.У., бывшего кавалериста королевской конной гвардии. Казнен в тюрьме Его величества, Рэдинг, Бэркшир, 7 июля 1896 года
Глава первая
Не красный был на нем мундир, –
Он кровью залит был,
Да, красной кровью и вином
Он руки обагрил,
Когда любимую свою
В постели Он убил.
В тюремной куртке через двор
Прошел Он в первый раз,
Легко ступая по камням,
Шагал Он среди нас,
Но никогда я не встречал
Таких тоскливых глаз.
Нет, не смотрел никто из нас
С такой тоской в глазах
На лоскуток голубизны
В тюремных небесах,
Где проплывают облака
На легких парусах.
В немом строю погибших душ
Мы шли друг другу вслед,
И думал я – что сделал Он,
Виновен или нет?
«Его повесят поутру», –
Шепнул мне мой сосед.
(Вариант:
В немом строю погибших душ
Шагал я по двору
И думал, как среди живых
Он вел свою игру.
«Его, – шепнул мне мой сосед, –
Повесят поутру».)
О боже! Стены, задрожав,
Обрушились вокруг,
И небо стиснуло мне лоб,
Как раскаленный круг,
Моя погибшая душа
Свой ад забыла вдруг.
Так вот какой гнетущий страх
Толкал Его вперед,
Вот почему Он так глядел
На бледный небосвод:
Убил возлюбленную Он
И сам теперь умрет!
Ведь каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один – жестокостью, другой –
Отравою похвал,
Коварным поцелуем – трус,
А смелый – наповал. |