Поэт стоял на высоте,

Вздымался на почетном месте,

Как бы распятый на кресте

Гвоздями почестей и лести.

Поэт стоял на пьедестале,

Поэта вовсе не пытали,

Как показалось мне вначале, –

Поэта славою венчали,

Которую творили там же

И разносили по рядам

Хлыщам в сертификатной замше

И скопищу замшелых дам.

Поэт стоял на пьедестале,

Поэта вовсе не пытали, –

Его в заоблачные дали

Несло фортуны колесо,

И ветры лести овевали

Его калмыцкое лицо.

Поэт стоял на пьедестале,

А с кафедры стихи читали,

Которые из года в год,

Писал поэт про свой народ.

В оправе лучших переводов,

Как будто не был никогда

Без следствия и без суда

Он изгнан из семьи народов.

Сейчас он мог бы крикнуть вслух

Толпе наемников и слуг,

Что был он сослан, а не признан,

Что по нему прошелся плуг,

Что он не человек, а призрак,

Что на судьбе его клеймо,

Что здесь не юбилей, а тризна,

И что стихи его – дерьмо.

Он мог бы крикнуть это вслух,

Но зал был слеп,

Но зал был глух:

Плелись интриги и альянсы,

Плелись лавровые венцы,

Читали письма иностранцы,

И нежились в объятьях шлюх

Старообразные юнцы

И молодящиеся старцы;

Менялись выставки в фойе,

Предполагались в холле танцы,

В буфете – крабы и филе.

И он смолчал: он много лет

Считал, что в правде смысла нет,

Он знал, как трудно быть поэтом,

Храня в кармане партбилет.

Не дорожил он партбилетом,

Но он привык уже к наветам

И славословию газет,

К своим незримым эполетам,

К американским сигаретам,

К удобным импортным штиблетам

И к плеску славы у штиблет.

Он позабыл, что был поэтом:

Давно он умер как поэт.

Переводы

Оскар Уайльд

Баллада Рэдингской тюрьмы

Памяти К.Т.У., бывшего кавалериста королевской конной гвардии. Казнен в тюрьме Его величества, Рэдинг, Бэркшир, 7 июля 1896 года

Глава первая

Не красный был на нем мундир, –

Он кровью залит был,

Да, красной кровью и вином

Он руки обагрил,

Когда любимую свою

В постели Он убил.

В тюремной куртке через двор

Прошел Он в первый раз,

Легко ступая по камням,

Шагал Он среди нас,

Но никогда я не встречал

Таких тоскливых глаз.

Нет, не смотрел никто из нас

С такой тоской в глазах

На лоскуток голубизны

В тюремных небесах,

Где проплывают облака

На легких парусах.

В немом строю погибших душ

Мы шли друг другу вслед,

И думал я – что сделал Он,

Виновен или нет?

«Его повесят поутру», –

Шепнул мне мой сосед.

(Вариант:

В немом строю погибших душ

Шагал я по двору

И думал, как среди живых

Он вел свою игру.

«Его, – шепнул мне мой сосед, –

Повесят поутру».)

О боже! Стены, задрожав,

Обрушились вокруг,

И небо стиснуло мне лоб,

Как раскаленный круг,

Моя погибшая душа

Свой ад забыла вдруг.

Так вот какой гнетущий страх

Толкал Его вперед,

Вот почему Он так глядел

На бледный небосвод:

Убил возлюбленную Он

И сам теперь умрет!

Ведь каждый, кто на свете жил,

Любимых убивал,

Один – жестокостью, другой –

Отравою похвал,

Коварным поцелуем – трус,

А смелый – наповал.