Видно, от своих хозяев затвердил он без труда

Стон печальный «Никогда!»

Нет дразнить меня не мог он: так промок он, так продрог он…

Стал бы он чужой тревогой упиваться без стыда?

Был врагом он или другом? – Догорал в камине уголь…

Я забился в дальний угол, словно ждал его суда:

Что он хочет напророчить на грядущие года

Хриплым стоном «Никогда!»?

Он молчанья не нарушил, но глядел мне прямо в душу,

Он глядел мне прямо в душу, словно звал меня – куда?

В ожидании ответа я следил, как в пляске света

Тени мечутся в смятеньи, исчезая без следа…

Ax, а ей подушки этой, где трепещут искры света,

Не коснуться никогда!

Вдруг, ночную тьму сметая, то ли взмыла птичья стая,

То ли ангел, пролетая, в ночь закинул невода…

«Ты мучитель! – закричал я. – Тешишься моей печалыо!

Чтоб терзать меня молчаньем, Бог послал тебя сюда!

Сжалься, дай забыть, не думать об ушедшей навсегда!»

Каркнул Ворон: «Никогда!»

«Кто ты? Птица или дьявол? Кто послал тебя, – лукавый?

Гость зловещий, Ворон вещий, кто послал тебя сюда?

Что ж, разрушь мой мир бессонный, мир, тоской опустошенный,

Где звенит зловещим звоном беспощадная беда,

Но скажи, я умоляю! – в жизни есть забвенье, да?»

Каркнул Ворон: «Никогда!»

«Птица демон, птица небыль! Заклинаю светлым небом,

Светлым раем заклинаю! Всем святым, что Бог нам дал,

Отвечай, я жду ответа: там, вдали от мира где то,

С нею, сотканной из света, ждать ли встречи хоть тогда,

Хоть тогда, когда прервется дней унылых череда?»

Каркнул Ворон: «Никогда!»

«Хватит! Замолчи! Не надо! Уходи, исчадье ада,

В мрак, где не дарит отрадой ни единая звезда!

Уходи своей дорогой, не терзай пустой тревогой:

Слишком мало, слишком много ты надежд принес сюда.

Вырви клюв из раны сердца и исчезни навсегда!»

Каркнул Ворон: «Никогда!»

Никогда не улетит он, все сидит он, все сидит он,

Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота…

Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится,

Дремлет птица, свет струится, как прозрачная вода…

И душе моей измятой, брошенной на половицы,

Не подняться, не подняться,

Hе подняться никогда!

Улялум

Под унылым седым небосводом

Расставались деревья с листвой,

С увядающей, жухлой листвой,

И страшился свиданья с восходом

Одинокий Октябрь надо мной,

Одиноким отмеченный годом.

Плыл туман из пучины лесной

и стекался к безрадостным водам,

К одинокому озеру Одем

В зачарованной чаще лесной.

В кипарисовой темной аллее

Со своею душой я бродил,

Со своею Психеей бродил,

Со своею душою Психеей,

Я на время о прошлом забыл,

И текла моя кровь горячее,

Чем угрозы разгневанной Геи;

И на время мой жребий светил

Ярче тысячи лун в апогее

В чистом храме полночных светил.

Мы роняли слова мимоходом,

И слова oпадали листвой,

Увядающей, жухлой листвой…

Нам казалось, Октябрь был иной,

Не помеченный памятным годом

(Страшным годом – смертельным исходом!),

Мы не вспомнили озеро Одем

(Хоть бывали там в жизни иной),

Не узнали мы озера Одем

В зачарованной чаще лесной.