Против ожиданий, это ему удалось - видимо, сказались усталость и нервное переутомление. И приснился Серову сон, будто он в своей квартире, в Москве, на Новослободской; будто идет он от входной двери в гостиную, а там все как встарь: древний буфет из мореного дуба, обитый плюшем диван, шкаф с зеркалом и стулья с прямыми спинками у круглого стола. На стенах - знакомые картины, снимки и афиши: бабушка Катя порхает над крупом гнедого жеребца, прадедушка Виктор на цирковой арене - важный, в усах, верховых сапогах и с шамберьером, папа Юра идет по канату, а мама Даша, в розовом трико, тянется к нему рукой. И будто бы все они здесь, в Москве, а вовсе не в Америке - чинно сидят у стола, гоняют чаи и заедают баранками. Вся их цирковая семья: папа Юра, мама Даша, сестренка Леночка, ее супруг Володя-канатоходец и даже кто-то мелкий, то ли племяш, то ли племяшка. А самое удивительное, что на диване, разбросив широкие юбки, восседает Шейла Джин Амалия, графиня графиней, в сапфировых серьгах и ожерелье, что так идут к синим ее очам. Сидит она на плюшевом диванчике, смотрит на новую свою семью и улыбается.

    «Ну, Андрей, как тебе в морских разбойниках? Не жмет?» - спрашивает папа Юра. «Поначалу тошно было, а теперь ничего, привык, - отвечает Серов. - Теперь я большой человек, стою на капитанском мостике, на палубе - мой экипаж, а под ногами - двадцать четыре пушки. Тяжелые орудия, ядра - с пуд, дальность стрельбы - четыре кабельтова. С ними я в море первый после Бога!»

    Мама с сомнением поджимает губы: «Но все-таки, сынок, быть пиратом как-то неприлично. Не нравилось тебе в цирке, так ты в бизнесмены пошел, там не прижился, офицером стал, повоевал за отчизну, уволился, подался в сыщики… В наше время любое из этих занятий почтенно. А пиратом… Фи!» - «Зато Шейлочка у него как елка разукрашена, - говорит зять Володя, косясь на Шейлу. - Камешки-то настоящие, значит, прибыльное ремесло! Я бы тоже в пираты пошел и спроворил Ленке такой же гарнитурчик». Сестра возмущенно поднимает брови: «И не мечтай! Ты по канату идешь, через шаг запинаешься! Куда тебе в пираты! Опять же ты семейный человек, с детьми!» - «Я тоже семейный и тоже вскорости буду с детьми, - говорит Серов. - И не пират я вовсе, а флибустьер! Это пиво совсем другого розлива! Приду к царю Петру Алексеевичу, выправлю патент и стану капером и благородным кавалером!» - «Так ты уже пришел, - замечает мама Даша. - Ты ведь уже в Москве, сынок, только царя Петра здесь нет, а есть мэр Лужков Юрий Михайлович. Может, к нему на службу пойдешь?» - «Почему бы и нет?! - отвечает Серов, чувствуя, однако, некоторое разочарование. - Мэр тоже чем-нибудь да пожалует. А сейчас пойдем смотреть мой фрегат. Он, должно быть, стоит на Москве-реке, у Москворецкого моста».

    Тут они поднимаются и выходят из дома на Новослободскую, где ждет их семейство открытый лимузин с тройкой орловских рысаков и Риком Бразильцем на месте кучера. Все рассаживаются, и вдруг Серов замечает, что Шейлы с ними нет. Сердце его бьется тревожно и часто, он бежит в подъезд, потом в квартиру, в гостиную, где сидела она на плюшевом диванчике, и видит, что диван пустой. «Шейла! Шейла!» - зовет Серов, но откликается только эхо: «Ла-а-а… ла-а-а…» Потом он слышит грохот.

    Грохнула оконная створка и разбудила Серова. Поднималось солнце, небо было синим и глубоким, и ветер гнал по нему редкие облака.

    Чего ни совершили бы эти люди при своем мужестве, терпении и других воинских доблестях при благоприятствовавшем им счастии, если бы гениальный человек соединил их всех, подчинил предприятия их правильной системе и образовал таким образом лучшее целое! Но этого не случилось.