Джеффриз собрал свои бумаги и отодвинулся от стола.

– Не теряй его из виду, Рейчел. Если он позвонит... что-нибудь...

– Конечно, конечно.

Когда они поднялись, он потянулся к ней через стол и как-то странно пожал ей руку.

– Мы скажем тебе, что делать.

Она кивнула.

Остальные тоже подходили к ней с дежурной улыбкой и трясли руку.

Герни сдал багаж на хранение и пошел спать. Через четыре часа он вдруг проснулся и подумал, что его разбудил телефонный звонок. Но в конторе отеля сказали, что звонка не было. Он пошел принять ванну, сел на табурет и задремал, чувствуя, как комната наполняется паром. Он все еще был во власти только что виденного сна. Попробовал отогнать его, но потом решил вспомнить, зная, что если сконцентрирует внимание на какой-нибудь детали, то восстановит и все остальное. К тому времени, как он погрузился в наполненную водой ванну, сон был почти полностью восстановлен.

Он шел от своего дома, двигаясь к линии деревьев и чувствуя, как выходит из темноты на яркий солнечный свет. В какой-то сюрреальный момент он ощутил под ногами мягкий, словно плюшевый, покров из сосновых иголок. Собака шла рядом, изредка бросаясь в погоню за зайцем и возвращаясь с добычей. Погоня казалась стремительной, а движения собаки замедленными, как это бывает во сне. Туловище ее то сжималось, и задние лапы оказывались между передними, то растягивалось до отказа.

Потом он видел себя стоящим высоко на холме и рядом собаку. В трех футах от него стоял еще кто-то. Он подумал было, что это он сам, но затем понял, что этот «кто-то» стоит к нему боком, едва попадая в поле зрения. И чем выше поднимался по холму Герни, тем больше уходил в сторону незнакомец, а потом и вовсе исчез. Герни почему-то не мог обернуться и посмотреть на него, и даже не старался, потому что знал, что так всегда бывает во сне.

После этого он отправился по своему излюбленному маршруту: перешел через вершину холма и стал спускаться с другой стороны, где у живой изгороди собака могла хорошо поохотиться. Теперь главное место во сне занимала прогулка, но ощущение, что рядом с ним кто-то есть, не покидало его.

Потом он снова увидел себя в доме, где никого не было, и вдруг заметил, что из кухонного окна на него смотрит какой-то человек. Видимо, он еще раньше пришел в дом. Каким-то образом он оказался за спиной этого человека и теперь ждал, когда тот повернется к нему лицом.

Он смотрел на все как бы сзади и сверху, созерцая собственную спину, затылок и человека, стоявшего перед ним, будто образ попал в несколько разных измерений и растягивается до бесконечности. Потом он посмотрел через плечо и в синеве окна увидел отражение лица Дэвида Паскини.

По логике сна мальчик не мог повернуться, но его отражение стало как-то искажаться, и Герни понял, что тот что-то говорит. А поскольку это было всего лишь отражение, слов он не слышал. Последнее, что вспомнил Герни, – это как он, тщетно напрягая силы, пытался прочесть по губам, что говорил Дэвид. Все было как в немом кино.

Приняв ванну, он стал размышлять о символике сна. Она была очевидной. Он вспомнил три фотографии Дэвида, которые дала Кэролайн Ранс. На первой мальчик улыбался, сидя с друзьями за столом на открытом воздухе, видимо, во время зимних каникул. День стоял холодный и ясный, неподалеку от них в снег были воткнуты лыжи. Двое сотоварищей кривлялись перед фотоаппаратом. Дэвид сидел слева сзади, обнимая хорошенькую блондинку.

Вторая фотография была сделана во время его путешествия по Европе: Дэвид стоял на фоне лагуны с изящными гондолами, привязанными к тонким жердям на пристани. Позу подсказал ему фотограф: он глядел вдаль, слегка повернув голову влево.