— Сергей Аркадьевич, отпустите меня сегодня. Мне очень надо.

— Да ты что, Надуева, с кем же я тогда останусь? Торчинская на больничном…

— Сергей Аркадьевич, умоляю вас, это очень важно. Я могу потерять ребенка! — едва не заплакала Ирина.

Заведующий испуганно посмотрел на нее, но вопросов задавать не стал, лишь сказал:

— Идите.

Ирина вихрем понеслась домой.

У подъезда она столкнулась с соседкой.

— А, Ирочка, — добрый день. А ваши гости только что вышли.

— Куда? — напряглась Ирина.

— Наверное, к машине пошли, — сказала соседка и указала рукой в сторону асфальтированной площадки, расположенной на другом конце двора под раскидистыми ивами.

Ирина побежала туда. Она всматривалась, стараясь разглядеть, с Надуевыми ли Виталик, но ивы опускались ветками до самой земли и ничего не было видно.

— Что же ты за мужчина, если со своей женщиной не можешь сладить? — услышала она сердитый голос свекра, говорившего на своем родном языке.

Ирина понимала этот язык, хотя говорить на нем не пыталась, — стеснялась.

— Причем здесь мужчина — не мужчина. Не о том ты, отец, — рассердился Роман. — Она по-своему права, надо было хотя бы предупредить. У нее кроме ребенка и работы ничего нет в этой жизни.

Ирина остановилась и затаила дыхание, вслушиваясь в разговор.

— Она жена. Как ей муж говорит, так и должна делать.

— Отец, мы в России. К тому же она самостоятельная женщина. Ты же и постарался сделать так, чтобы она от меня как можно меньше зависела. Как теперь я ей прикажу? Да она пошлет меня подальше и ничего я не смогу сделать. Чем я ее напугаю?

— Я во всем виноват?! Чем же я постарался сделать ее независимой? — возмутился свекор. — Квартиру вам не купил?

— И это тоже! Если бы ты не заставил меня жениться на Мадине, я жил бы сейчас с Ириной и Виталиком и был бы счастлив, а не болтался, как бревно между берегами, — зло ответил Роман. — А теперь она получила образование, прижилась у своих родителей и плюет на меня. Если бы я купил квартиру…

Ирина с трудом сдержала вздох и осела на землю. То, что она слышала, казалось фантастическим, невероятным.

— Она завтра же туда привела бы любовника, а ты и проверить это не смог бы, — покряхтывая (видимо, вытаскивал из автомобиля что-то тяжелое), сказал свекор. — Ты же бываешь здесь раз в месяц. Какая квартира?

— Она не такая, она порядочная женщина, — возразил Роман.

— Они все одинаковые, когда им волю дашь. Ты отец Виталика. Посадим его в машину и увезем. Буду я еще юбке кланяться. Подай ключ… не этот, на четырнадцать.

— Нет, — отрезал Роман, загремев инструментами, — этого она мне никогда не простит. На четырнадцать нет, он у тебя.

— Не простит, и к лучшему. Не будешь болтаться между берегами. Хоть Аллах и разрешает нам иметь четырех жен, но даже две жены, когда они на таком расстоянии друг от друга, только осложняют жизнь.

— Отец! Как ты не поймешь? Я люблю ее! Только ее! Чем бы ни занимался, сердце мое здесь, рядом с ней. Будешь давить на меня, все брошу и приеду сюда.

Что-то загремело. Видно, свекор в сердцах швырнул гаечный ключ на асфальт.

— Я тебе брошу! — прорычал он. — А четверо детей?! А Мадина?! Я думаю о том, как соединить твою семью, а ты о том, как разбить ее!

— Да не поедет она в Орджоникидзе! Что она там забыла? — в отчаянии закричал Роман. — А если и поедет, в два счета разоблачит меня.