Когда смысл сказанного дошел до Андрея, первой его мыслью было:

«Сон! Он сказал мне во сне, что туда въезжают на коне! Вот это да! Он же сказал, что и мне конь скоро понадобится! Кошмар какой-то! О чем я думаю, — тут же спохватился Арсеньев. — Даже моя старушка-мать не очень-то верит снам, так неужели я буду обращать на них внимание. Это простое совпадение. Да и толкование этому дурацкому сну я даю нелепое».

Успокаивая себя, Андрей в глубине души уже чувствовал, даже знал, что сказанное цыганом правда. В нем родился и креп естественный протест против смерти, свойственный всему живому. Он с возмущением думал о том, что и его когда-нибудь постигнет та же участь. Андрей не мог и не хотел верить, что человек, с которым он недавно разговаривал, который жил, надеялся, заботился о Мариуле, о Ляне, больше уже никогда ничего не скажет, никогда и ничего не сможет совершить Никогда…

«Какое это страшное и неосмыслимое слово, — подумал Андрей. — Часто произнося его в обыденной жизни, мы и не задумываемся над тем, что оно значит и только перед лицом смерти его сущность предстает перед нами в своем истинном, обнаженном виде, заставляя сжиматься в тоске сердце и подавляя волю своей жуткой безысходностью».

Чувства и мысли эти промелькнули в голове Андрея, пока он растерянно стоял., слегка склонившись над Ляной. Но ему быстро удалось взять себя в руки и он, по крупицам собрав остатки надежды, спросил:

— Ляночка, ты уверена, что Пьетро мертв? Бывают всякие недоразумения…

— Его сбила машина. Скончался по дороге в больницу. Едва успел сообщить, где находятся его мать и дочь, — будто робот, слово в слово повторила она сообщение медсестры.

Андрей печально кивнул головой и замолчал. Он искал и не находил весомые и спасительные слова утешения до тех пор, пока не понял, не осознал: ни в одном языке ни одного народа таких слов нет и быть не может.

Как снова оказалась в доме Арсеньевых, Ляна не помнила. Она сидела на диванчике, на котором совсем недавно познала счастье первого поцелуя, и плакала.

«Странно, несправедливо устроен этот мир, — с горечью думала девушка. — Как непредсказуем он! Как непостоянен, даже опасен! Самый счастливый день в моей жизни оказался и самым горьким, самым страшным».

Андрей сидел рядом и гладил Ляну то по плечам, то по волосам. Он был удручен и растерян, одновременно досадуя на полное незнание того, как должен вести себя в таких трагических случаях мужчина.

— А что мы сказали бабушке? — вдруг спросила Ляна.

— Не мы, доктор сказал…

— Что он сказал? — испугалась девушка.

— Не волнуйся, — успокоил ее Арсеньев. — Сказал, что карантин на несколько дней установлен. Мол, посетителям пока запрещено приходить. Правда, нам в связи с этим придется дня три не посещать их палату.

Ляна вздрогнула, нахмурилась, и Андрей поспешил пояснить:

— Но в больницу мы все равно будем ходить. Каждый день. Будем узнавать о здоровье наших больных, приносить им фрукты.

«Фрукты…» — грустно подумала Ляна и тихо произнесла:

— Мы не бедные, а в нашем таборе и вовсе считаемся богатыми, но у меня нет денег даже похоронить отца. Я не знаю, где он хранил свои сбережения. Пьетро не носил с собой много денег. Он их прятал. А где? Может, в вашем саду, может, еще где-нибудь? Он один только об этом знает. Какие уж тут фрукты. Придется завтра идти зарабатывать. Где наш конь? Я даже этого не знаю! Отец не собирался сегодня умирать, иначе он рассказал бы мне и про коня, и про деньги!

При слове «конь» Андрей вздрогнул, словно от удара плеткой, — и подумал:

— Почему я уже не могу равнодушно слышать об этом прекрасном животном?

— Где наш конь? Где деньги! — между тем продолжала причитать Ляна.