Услышав это, беженцы переглянулись – кто с надеждой, а кто и с подозрением на лице.

Пока Туралион разбирался с говорливым Отрекшимся, взгляд Аллерии снова упал на мать с двумя малышами, будто притянутый к ней неким щупальцем любопытства. Таким образом Бездна нередко указывала ей путь, всюду высматривая обман, ни на минуту не прекращая охоты за тьмой, таящейся в каждом живом существе. Поначалу Аллерия заметила лишь голод женщины, однако теперь увидела еще кое-что. Припав к самой земле, орчиха покачивалась взад-вперед, не смея взглянуть хоть на одного из окруживших лагерь солдат даже мельком. Нервничала. Что-то скрывала.

Отвлекшись, Аллерия даже не заметила, как маленький орк в набедренной повязке и тоненьком одеяльце, затрепетавшем за его спиной, будто плащ, вскочил и, обнажив крохотные клыки, с воинственным ревом бросился на нее.

– Зун! Нет! – вскричала его мать.

Туралион, присев, ухватил юного орка за пояс, закружил в воздухе и усадил на траву.

– В другой раз, малыш, – негромко хмыкнув, сказал он.

– Пощади его! Прошу, пощади! – крепко прижав к груди младенца, орчиха-мать со слезами уткнулась носом в его пеленки.

Аллерия, тоже присев, подняла маленького орка на ноги, развернула к себе, придержала за плечи, взглянула в его огромные карие глаза. Конечно, мальчишка боялся ее, но необузданная детская храбрость придавала ему духу.

– Ты меня понимаешь? – спросила она.

Мальчишка по имени Зун молча кивнул.

– Скажу тебе, Зун, то же, что сказала родному сыну, когда он впервые взял в руки оружие и принялся играть в войну, – мягко заговорила Аллерия.

Тот момент был свеж в памяти, будто все только что произошло вновь – морозный зимний день, лучи бледного солнца, озарявшего внутренний двор крепости Штормград, озорная улыбка Аратора, взмахнувшего деревянным мечом, целя в лягушку, а угодив по колонне… Пожалуй, сердце другой матери исполнилось бы гордости, однако Аллерию охватила печаль.

– Что бы ни говорили тебе ваши старейшины, в войнах нет ничего славного. В войну видишь всех вокруг с самой худшей стороны, но все равно идешь защищать их. Ступай к матери и никогда этого не забывай.

С этими словами она развернула Зуна, легонько подтолкнула в спину, и мальчишка помчался мимо Туралиона с Отрекшимся прямо в объятия орчихи, ждавшей его с замиранием сердца. Тут его мать, наконец, подняла взгляд на Аллерию, и шепоты в голове зазвучали громче, настойчивее, увереннее, едва ли не оглушая:

Она, она, она…

– Это она, – холодно сказала Аллерия так, чтоб ее услышал только Туралион. – Я побеседую с ней без лишних ушей.

– Подожди, Аллерия…

Повернувшись к Келоселю, Туралион кивнул на взятых в плен беженцев.

– Присмотри, чтобы все вели себя тихо, капитан. Если понадобится, накорми и напои. Мне нужно кое о чем поговорить с ее светлостью.

Келосель, отсалютовав, занял их место перед толпой. Аллерия с Туралионом двинулись вниз по склону холма.

– Оставьте нас в покое! – донесся сзади яростный вопль Отрекшегося.

Вскоре голоса за спиной стихли, и оба остались одни в лунном свете, сочащемся вниз сквозь вуаль облаков.

Туралион вздохнул и, не сводя глаз со сцены, разыгрывающейся на холме, утер ладонью лицо.

– И что нам, по-твоему, делать дальше?

– Все, что ни потребуется, – без промедления ответила Аллерия.

Перед глазами снова возникло все то, что приснилось ей в пути через нагорье Арати, и по всему телу пробежал холодок – будто сама смерть провела костлявой ладонью вдоль спинного хребта.