|
Ты теряешь форму, мой друг. Ты начинаешь говорить глупости. Твои попытки казаться остроумным — нелепы. Хорошо, что тебя никто не слышит. Я знаю, что с тобой происходит. Это все от безделья. Тебе нужна смена обстановки и полная замена действующих лиц. Ты должен постоянно двигаться, перемещаться в пространстве, разве ты забыл об этом? Ты засиделся. Что касается юбилея, то я подумаю. Полагаю, что о дне и часе торжества ты будешь извещен своевременно… или несколько позже.
Глава 4
Как-то, после хорошего ужина и бутылочки рейнского, прогуливаясь по набережной Клопайнерзее, Карл, к тому моменту полностью утративший, как мне тогда показалось, чувство реальности, вдруг выпалил:
"Я скоро умру".
Сказал и остановился. И надолго замолчал. Мало того, он еще и не шевелился, стоял как истукан.
Я с невозмутимым видом стоял рядом и ждал, когда же он сдвинется с места и как-то объяснит, что означают сии страшные слова.
"Ты знаешь, я не пессимист…", — продолжил Карл.
Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. "Не пессимист"! Вот уж не сказал бы!
"Я не пессимист, — повторил он и вздохнул. — Но вот уже несколько лет я живу в постоянном страхе подохнуть. А это даже самого выносливого и отчаянного оптимиста вмиг превращает в распоследнего пессимиста.
Я могу отбросить копыта в любой момент. Так сказал мой лечащий врач. Я проверил потом у других эскулапов: не врал, сволочь. Поэтому мне все эти деньги, развлечения, путешествия и бабье почти до лампочки… словом, страх отравляет мне жизнь, все мне не в радость…
Казалось бы, веселись, а где-то в глубине сознания запрятан ужас… Причем, должен признаться, что я его не прятал, этот ужас. Он как-то сам постепенно запрятался… Наверно, потому, что болезнь невидима: чувствую я себя превосходно, все жизненно важные органы функционирует как надо…
Но по временам все эти страхи оживают, и тогда я усилием воли или с помощью иных средств стараюсь запрятать страх как можно глубже. Поэтому я и мечусь, как последняя сука, места себе не нахожу… бегу все время куда-то. Мне надо бежать, чтобы мысли о смерти не захватили меня целиком…
Правда, врачи сказали, что, хотя я и могу помереть в любой момент, но могу и задержаться на этом свете на много лет и прожить еще черт знает сколько, может, даже переживу этих сраных врачей и дотяну до Страшного cуда. Эскулапы говорят, что таковы особенности моей болезни, и ни одно светило не сможет определить, когда я загнусь. Что за страна! Никто ни черта не знает! Но, брат, страшно, ох, как страшно! И все-таки хорошо, что у меня вдруг появились деньги, не знаю, что бы я делал без них…"
В ответ я сказал, что он слишком серьезно относится к жизни.
"Дурень, я не к жизни отношусь серьезно, — рассердился он. — Я к смерти отношусь серьезно!"
Тогда я сказал Карлу, что врачам верить нельзя. И осмотрел Карла с головы до ног.
"Тем более что явных признаков увядания не вижу".
"А неявных?"
"Из неявных могу назвать седину в бороде и беса в ребре…"
Кстати, к вопросу о смерти…
Как-то одним чистым сентябрьским утром Карл затащил меня на Ваганьковское кладбище. Карл всегда был чутким другом, этого у него не отнять, и он из каких-то отдельных моих высказываний сделал вывод, что у меня с душой творится что-то неладное, и решил помочь мне справиться с унынием.
И действительно, я переживал нелегкий период. |
