Произошло это следующим образом: в паспортном столе, при получении первого в моей жизни официального документа, всерьез удостоверяющего личность, я удостоился традиционного вопроса о национальности. И в это святое мгновение я окончательно осознал, что родился в краю церковных луковок, махорки, антоновских яблок, деревянных ложек, кваса, щей, лаптей и, вспомнив есенинское…

Карл прикрыл глаза и с чувством продекламировал:

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам…

И Русь все так же будет жить

Плясать и плакать у забора.

— И, вспомнив это, — повторил Карл деловито, — я самым решительным тоном заявил паспортистке, что прошу записать меня русским. Не могу удержаться, чтобы не сказать два слова о патриотизме как таковом: русский патриот мне нравится больше любого другого, он не криклив, спокоен и тверд. И он знает своего врага в лицо…

— Тебе хорошо: тебе известно, кто ты. А вот я… Звали меня когда-то, как ты знаешь, Павлом Базилевским, а теперь я то ли Пауль Вернер, то ли Поль Вернье, то ли Пол Ковальски, то ли…

— Как же ты расточителен! Ну, скажи, разве можно так разбрасываться! — укоризненно покачал головой Карл. — Это же безнравственно! Я бы на твоем месте остановился на ком-нибудь одном.

— Увы, нельзя…

— А сейчас ты кто? Как вас теперь называть?

— Сейчас я Паоло Солари, уроженец Неаполя.

— Макаронник?! Вот это да! Но ты же ни бельмеса не знаешь по-итальянски!

— Пришлось проштудировать русско-итальянский разговорник.

Карл посмотрел на меня с уважением.

Я подмигнул ему и добавил:

— И потом, я непродолжительное время дружил с одной обворожительной итальянкой. Тесное общение, и все такое, ты понимаешь…

Карл удовлетворенно крякнул:

— Вот это совсем другое дело!

— Кстати, ее звали Аделаидой.

Я солгал. Но сделал это не без умысла: дело в том, что так звали последнюю привязанность Карла.

Но Карл и ухом не повел.

После короткой паузы он спросил:

— Думаешь, тебя все еще разыскивают?

— Как дважды два.

Карл пошевелил бровями и вернулся к вопросу о моей национальности:

— А где твои истинные родовые корни?

— Я же говорю, в Неаполе, там недалеко от церкви Сан-Джакомо дельи Спаньоли есть маленькая улочка, которая носит имя моего предка, почетного гражданина города Неаполя Витторио Солари. Он жил в 18 веке и был глубоко верующим христианином, за что паства семь раз подряд избирала его церковным старостой. Так вот, этот Витторио Солари прославился тем, что даже в Великий пост, то есть в Пепельную среду и Страстную пятницу, обжирался свининой по-неаполитански и до блевотины накачивался разливным фалернским…

— Ну и балаболка же ты! Как ты сам не устанешь от своей болтовни!

— Клянусь девой Марией… — я молитвенно прижал руки к груди.

— Со мной ты бы мог быть пооткровенней.

— Хорошо, буду предельно откровенен, но, прошу заметить, делаю это под давлением. Итак, я человек без национальности: без роду, без племени, одним словом.