Вот скос камней под ногами неуловимо изменился, словно дорога забрала влево, рассеянное серое освещение наполнилось оранжевым сиянием, будто включили цветную подсветку, ступеньки сделали довольно крутой заворот, теперь вправо, и окончились.

* * *

Рощин мощно и весело зашагал вперед, к клубящемуся черному столбу. Костер, словно почуяв внимание к своей величественной персоне, глухо ухнул и выстрелил в самую сердцевину самого себя залпом сверкающих искр. Красно-оранжевые огоньки взлетели к самой верхушке черного исполина и скрылись за крышей темной тучи, которую великан подпирал своей головой.

— Завтра, Оленька, весь мир будет обсуждать только одну новость, — Рощин говорил возбужденно и громко, почти кричал, откровенно любуясь собственным ужасающим творением, — а мы с тобой станем настоящими героями!

Сзади послышалось явно различимое шипение, громкое и недовольное, следом — странный треск. Славина быстро обернулась и увидела, что отец Павел льет на ближний к себе костер воду из большой белой канистры.

Так вот что было у него в рюкзаке, — поняла она.

Рощин, конечно, тоже услыхал посторонний неожиданный звук.

— Ты что творишь, расстрига убогий! — заорал он, стремительно разворачиваясь и делая громадный прыжок в сторону священника.

Повинуясь мгновенному порыву, не успев даже подумать, что делает, девушка сжалась в комок и метнулась прямо под ноги Рощину.

Оглушающий удар в бок, мгновенно помутившееся сознание, и Ольга сквозь горячий шум, разрывающий голову, услышала тяжелый удар падающего рядом тела.

На ноги они вскочили одновременно. Девушка тут же согнулась от дикой боли, полоснувшей по ребрам, а Рощин застонал, низко припав на ушибленную ногу.

Отец Павел уже бежал ко второму костру, держа в руках новую полную канистру.

— Стой! — хрипло зарычал Рощин. — Стой, Христос недоделанный!

Огонь второго костра, недовольно шипя, сморщивался, угасая под светлой струей воды.

Священник, взвесив в руке полупустую емкость и оценив на просвет количество оставшейся воды, кинулся к третьему костру, который за это время разгорелся жарко и светло. Ольга видела, что вот-вот из пламени, из оранжевого горячего нутра, выйдет черное мощное чудище, наберет силу и станет таким же огромным и непобедимым, как то, что зловеще колыхалось у сейда за ее спиной.

Рощин кинулся к отцу Павлу, приволакивая ушибленную ногу. Священник тряс над костром уже опустевшую канистру. Сбоку, там, где вода попала на огонь, языки пламени сникли, и костер теперь выглядел уродливо однобоким. Но это продолжалось недолго. Огонь полыхнул, заново отвоевывая утраченное пространство, обиженное шипение сменилось победным потрескиванием, и на фоне темного камня расцвел, распускаясь праздничным великолепием, крупный горячий оранжевый цветок.

— А! — осклабился Рощин. — Не вышло! Где ж твой Господь Бог? Что ж не помогает в праведном деле?

Он стоял ровно посередине между двумя кострами, ярким, только набирающим силу, и первым, уже непобедимым, грозящим всему живому гигантским черным пальцем дымного столба.

— Ничего, — спокойно и громко ответил священник. — У меня еще водичка есть. — Развернулся и спокойно пошел к рюкзаку.

Но Ольга-то ясно понимала, что никакой воды больше нет! Две здоровенные канистры — это все, что мог вместить его рюкзак! Вот он, лежит на земле, за небольшим валуном, пустой и жалкий…

Рощин недоверчиво, но пристально следил за перемещениями священника.

Отец Павел склонился к земле, седая борода вырвалась из курточного плена и заколыхалась на ветру, не давая видеть, что делают его руки. Рощин снова шагнул вперед.

Послышался характерный звук легкого удара металла о камень.