Изменить размер шрифта - +
Осень в Москве — не самое лучшее время. Особенно если оказываешься в ней внезапно, переместившись прямо с раскаленного турецкого пляжа.

Понятно, если б рядом был Макс, плевать бы ей было со своего девятого этажа и на хмурое небо, и темную стылость асфальта, и на холодную мокрую взвесь, висящую в воздухе. И на осень, обступившую со всех сторон ее дом — тоже было бы плевать. А так… Макс в Африке, наверное, уже добрался до своих любимых питекантропов, пишет на диктофон фантастические сказки про пришельцев и большой сириусянский взрыв…

Ключ в замке как назло заело. Ольга крутила его и так, и этак минут десять и, уже решив было спуститься на пятый этаж к соседу Димке за помощью, повернула его последний раз, с силой прижала дверь. Ключ хрюкнул и замер.

Вот беда! Все одно к одному! И телефон Макса вне зоны, даже голос не услышать! Поэтому остается тосковать и ждать. Вот прямо тут, под дверью. Ждать, когда надоедят ему эти африканские инопланетяне, и он вернется к ней, обычной земной женщине, которая его очень-очень…

Неожиданно внутри замка что-то радостно щелкнуло, и дверь открылась.

Фу, слава Богу! — Ольга втянула волоком сумку, зажгла свет. Быстренько повернула защелку, опустила собачку, накинула цепочку. Сбросила кроссовки и, не снимая ветровки, плюхнулась на диван.

Дома… Хорошо! Здесь, в Москве, ей нечего бояться. Здесь она у себя.

Оказывается, она успела соскучиться! И отсутствовала-то всего ничего, дней десять, правда, перед Турцией они с Максом заезжали к нему, в Питер. Да, собственно, и то время, что они провели тут вдвоем, возвратившись из Мурманска, мало способствовало общению с любимым жилищем — каждая секунда ее времени была занята Максом. Так что, можно сказать, один на один со своей крепостью, своим домом, она очутилась впервые после двухмесячного отсутствия. Потому и ощутила, что соскучилась.

Глаза ласково скользили по знакомым вещам. Полки с книгами, две картины, подаренные друзьями-художниками, любимые фотографии в коричневых рамках, письменный стол… Даже отсюда видно, как он запылился. Надо же, никого не было, а пыль все равно есть. А ведь перед самым отъездом Ольга все-все тщательно прибирала! Вот сейчас она выпьет чаю, включит компьютер и начнет работать. Не дожидаясь утра. В самолете она выспалась, чего время терять?

Ольга откинула голову на спинку дивана, угол зрения чуть сместился, и вдруг глаза, по-прежнему упирающиеся в письменный стол, ухватили некоторую несообразность. Еще не понимая, что именно ее насторожило, Ольга снова подняла голову, вгляделась. Ничего. Стол как стол, на нем — компьютер, книжка, стопка сидишек. Вернула голову на прежнее место, на спинку, и вдруг снова увидела. На этот раз четко и ярко, словно ЭТО место осветили мощной лампой.

Угол стола, тот, куда обычно удобно пристраивается локоть, лакированно блестел. Словно кто-то только что, совсем недавно, аккуратно стер с него пыль. Граница между пушистой матовой пленкой, покрывающей стол, и этим блестящим чистым углом была явной и округлой. Ровная дуга, по которой обычно ерзает мышка…

Славина еще не успела ни оценить, ни осознать это неожиданное открытие, а внутри, там, где только что радостно и спокойно постукивало сердце, стало пусто и тревожно. Во рту горько и горячо пересохло, ноги каменно отяжелели.

Да нет, этого не может быть, — попыталась успокоить она себя. Мало ли что! Может, когда уезжала, так неаккуратно вытерла столешницу. Или этот угол сама же так и заездила, что к нему пыль не пристает. Или…

Она тяжело встала, подошла к столу. Сверху, с уровня глаз стоящего человека, никакой разницы между углом и остальным пространством вообще не было заметно. Значит, точно, просто так вытерла. Торопилась. Вот и компашки тоже…

Так, а где…

Она же совершенно точно помнила, что вот тут, на самом верху стопки, лежала сидишка в прозрачном футляре, на которую она перекачала все мурманские съемки, чтобы работать дома.

Быстрый переход