Как известно, в 1863 году Россия направила две военные эскадры — в Нью-Йорк под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского и в Сан-Франциско под командованием контр-адмирала А. А. Попова — как демонстрацию поддержки борющегося Союза штатов, которому угрожала английская военно-морская мощь. Ветеран Гражданской войны Роберт Фрай писал в первые годы Советской России В. И. Ленину о том визите русской эскадры в Нью-Йорк: «Это было такой неожиданностью для британского флота, занявшего нью-йоркскую гавань для бомбардировки Нью-Йорка, что он поднял якоря и ушел. Широкие массы Америки не забыли этого».

В заключительных главах «Воспитания» Адамс развивает идеи о деградации буржуазно-демократической системы, обосновывает теорию инерции как главной исторической силы в развитии общества.

Научное понятие расы, ставшее популярным в конце XIX века, Адамс связывает с понятием инерции, то есть массы (населения страны), находящейся в движении, которое ничто не может остановить. Приверженец революции в естествознании видел исторические силы инерции в расе и женщине как символе плодородия. Таким образом, инерция расы определяется инерцией пола как выражения материнства и продолжения рода, хотя американцы всегда подчеркнуто игнорировали аспект пола и в американской литературе, по словам Адамса, почти не упоминалось женских имен, а в английской к ним проявляли предельную осторожность, словно речь шла о новом, пока еще не описанном наукой виде живых существ.

Адамс рассказывает, как однажды на званом обеде он предложил своей очаровательной соседке неожиданный вопрос. Не может ли она объяснить ему, почему американская женщина так и не состоялась. Ответ последовал без промедления: «Потому что не состоялся американский мужчина».

Размышления об инерции пола в американской культуре Адамс резюмирует в главе «Динамо-машина и Мадонна»: «Американское искусство, как и американский язык и американское воспитание, были полностью очищены от всего, связанного с интимной жизнью. И в этой победе над половым влечением общество видело величайшее свое достижение, а Адамс как историк охотно с ним соглашался». Адамс мог видеть и констатировать ханжескую мораль буржуазного общества, но бороться с нею было выше его сил. Да и стал ли бы он бороться, если бы смог представить, что станет с его пуританской Америкой через каких-нибудь полвека, какое бурное развитие получит здесь сексуальная революция?

Свою теорию инерции Адамс прилагает и к рассмотрению вопросов, связанных с Россией, где он побывал летом 1901 года вместе с семейством Доджей. Главы «Воспитания» (27 и 30), в которых речь идет об этой поездке, во время которой Адамс посетил Москву и Петербург, содержат, как обычно у Адамса, не путевые зарисовки и воспоминания, а раздумья о судьбах Америки и России.

Россия привлекала внимание Адамса и потому, что он стремился приложить к анализу ее современного состояния свою теорию расы. Как представитель литературы американского натурализма, Адамс придавал понятиям, заимствованным из естественных наук, свой историко-социологический смысл. Сила, инерция, раса — важнейшие термины натуралистической философии истории Адамса. Сила — это природа, человек, солнце и даже математическая точка, не имеющая измерений. Применив к истории принцип физики, что в основе всех явлений лежит сила, энергия, Адамс создал свою «динамическую теорию истории».

Россия представляется Адамсу подвластной закону инерции, некоей огромной «копилкой энергии, подобной Каспийскому морю», и, чтобы изучить ее и понять, не было нужды перечитывать Толстого, Тургенева и Достоевского, чтобы освежить в памяти «язвительнейший анализ человеческой инерции, когда-либо выраженной словами».